Дзюба посмотрел в свою котомку – небольшую торбочку, которую всегда носил с собой. В ней лежала пустая бутылка и заточка – большое шило, сделанное из трёхгранного напильника, с ручкой от долота и одетая в деревянный чехол. Она являлось его оружием, но в случае задержания и обнаружения заточки милицией, можно сослаться, что это плотницкий инструмент. Один раз такая ссылка его выручила.
Глядя на заточку, Дзюба решил, что если Млынарь не отдаст монеты добром, то он пришьёт его. Но тут же подумал о том, что если кроме него в доме будет жена и пацан, монеты для которого Васька взял, то и с ними будет то же самое. А монеты он найдёт. Ему тут же пришёл в голову вопрос: как он сбудет монеты, ведь они сами по себе ему не нужны? И он вспомнил своего лагерного приятеля Гиви, живущего в
Подмосковье, чей адрес у Дзюбы сохранился. Тот сидел за фарцовку и валютные операции и вряд ли завязал. А услужить он своему спасителю обязан. Когда-то к Гиви прицепился ростовчанин по кликухе "Хлыст", и это могло плохо кончится для Гиви, но Дзюба, будучи бригадиром, взял его под своё покровительство, и Гиви всегда говорил, что сделает всё для своего защитника, когда тому будет нужно.
Конечно, будь Дзюба трезв, он бы понимал, что подобное преступление сразу раскроется, да и сумеет ли он его осуществить – тоже вопрос. Но выпитая бутылка бормотухи и жажда больших денег, нарисованных в его преступно-рецидивистском сознании, толкали его на явно необдуманную авантюру.
Через несколько секунд Василий понял, что идёт Дзюба, притом явно нетрезвый. "Да, наверное, сегодня будет весёлый вечерок", пронеслось в голове.
Млынарь разогнулся и встретил непрошеного гостя с усмешкой:
– О! Ты глянь, гость пожаловал. А я подумал, что придётся коротать вечер одному. Жинка с сыном в селе, у тёщи, а я за раками собрался.
– Ты механик, скажи лучше, отдашь ты мне монеты или нет?
– Ну что ты заладил: монеты, монеты? Нет их у меня. Давай лучше сейчас наловим раков, тут их тьма, а потом посидим потолкуем за холодненьким пивком, я приготовил его заранее, и водочка есть.
– Ты мне ответь да или нет!
– Садись в лодку, на воде и поговорим и раков половим.
– Хорошо, сажусь.
– Садись на корму.
Дзюба шагнул в лодку, она качнулась, но не очень, и он, удерживая с трудом равновесие, шагнул на корму и уселся на скамеечку, называемой по-морскому банкой, а котомку поставил между ног.
Млынарь открыл замок, отсоединил от цепи лодку, оттолкнул её от берега, запрыгнул в неё и сел на вёсла. Он грёб в сторону камышей.
– У меня есть одно местечко между зарослями, там большая прогалина, и в кушире водятся классные раки.
Дзюба молча сидел. Ему сейчас не думалось о раках, а сверлила другая мысль. Наступили глубокие сумерки, но ещё было достаточно светло, чтобы различать всё вокруг. Лодка, шурша своими боками по камышам, выплыла на прогалину с чистой водой. Василий остановил лодку.
– Теперь и раков половим.
Василий хотел вынуть весло из уключины, чтобы наматывать на него куширь, но Дзюба положил на него руку, не давая вынуть.
– Подожди со своими раками, ответь мне на мой вопрос.
– Первым делом самолёты, ну а девочки, то бишь монеты потом, – пытался отшутиться Васька, – хотя и понял по тону Дзюбы, что сейчас будет не до шуток.
Дзюба подтвердил его мысль.
– Кончай свои шуточки. Не вернёшь монеты, тебе пиzдец.
– Сказал отец, и дети ложки на стол положили, – ещё по инерции продолжил Васька, а сам настороженно напрягся, ожидая от Дзюбы действий.
Пытаясь предупредить его и предостеречь, Млынарь твёрдым голосом, которым он разговаривал в зоне с преступниками сказал:
– Ты, Дзюба, не дёргайся, а сиди спокойно. Если я тебе кажусь безобидным простачком, то ты ошибаешься. Я таких как ты во время службы повидал и даже пришлось пострелять. А с тобой, да ещё пьяным, я сумею справиться.
Злость от сказанного схватила Дзюбу под грудью, и кровь ударила в голову.
– Ах ты, пидор! Вертухай, сучий потрох! Больше ты стрелять не будешь!
Он полез в котомку, выхватил из неё заточку и хотел снять с неё чехол, но Млынарь, превратившись в пружину, ногой выбил оружие из рук Дзюбы и оно, описав в воздухе дугу, булькнуло в воду
Дзюба схватился правой рукой за левое весло и выдернул его и уключины, но Млынарь взялся обеими руками за скамейку, на которой сидел, подался вперёд и ногой ударил Дзюбу в грудь с такой силой, что тот вылетел из лодки.
– Получай, сволочь, – выдохнул Василий.
Глубина в том месте была Дзюбе по грудь, он встал на ноги, пытаясь взять рукой весло, выпавшее из его рук и, плавающее рядом с ним. Но в этот момент на его голову опустилось другое весло и Дзюба ушёл под воду.
Василий тяжело дышал, несколько секунд сидел опустошённый от напряженной борьбы и решил вытаскивать противника из-под воды, чтобы тот не захлебнулся. Он перегнулся через край лодки так, что вода перелилась через борт, пошарил рукой, но Дзюбу не нашёл. Тогда от слез с лодки и ногами нащупал Дзюбу. Нагнулся, поднял бесчувственного Дзюбу и с трудом уложил его в лодку. Затем, уже почти в темноте, нашарил весло и направил лодку к берегу.
"Нужно скорее сделать ему искусственное дыхание, а то подохнет, сволочь" – думал Василий, уже приходя в себя. Через пять минут Дзюба лежал на берегу, а Василий делал ему искусственное дыхание, предварительно перевернув его, чтобы вылить воду из лёгких. Но Дзюба не подавал признаков жизни. Тогда Млынарь вспомнил, как их учили делать искусственное дыхание рот в рот. Он даже не чувствовал отвращения, вдыхая в лёгкие бездыханного тела воздух из своего рта, и четыре раза с силой нажимал на грудную клетку. Проделав такую манипуляцию много раз, Василий остановился. Пощупал пульс, прислонился ухом к груди и понял, что убил человека.
Ещё не до конца сознавая масштаба случившегося, он бормотал: