Выбрать главу

Редкая. Слышали? — Юля радостно переводит взгляд с меня на Лену. Хочется надеяться, что радуется она моей редкости и тому, что отношения мои с сидящей рядом дамой не так близки, как ей показалось вначале.

— Нет, не слышала, — мстительно глядя на меня, отрезает Леночка.

— Ну это вроде… — Юля раскраснелась и еще больше похорошела. — Говоруна!

Мультик помните, по Киру Булычеву? «Птица-говорун умна и сообразительна!»

Помните?

— Помню. Но ведь всех говорунов истребили. Ведь так? Резко жму на тормоз.

— Почему мы остановились? — спрашивает Леночка.

— У меня именно здесь предполагается личное, глубоко интимное дело.

— Что?..

— Мальчики — направо, девочки — налево. Можно наоборот.

Долгим взглядом смотрю на брелок и ключ в замке зажигания. Но так вот, демонстративно, забирать его считаю неудобным. Выходя из машины, окидываю взглядом верного «росинанта». Если уж ему суждено быть угнанным дважды в течение пары часов — значит, судьбина такая.

Углубляюсь в кусты, пиджак болтается вокруг тощего торса, зато и «сбрую» можно заметить, только заведомо зная, что она надета. Спиной чувствую взгляд двух пар любопытных девичьих глаз.

Что ни говорите — а приятно быть редкою птицей!

— «Седьмой», я «второй», прием.

— «Второй», я «седьмой», слушаю.

— «Седьмой», у меня внештатная ситуация.

— Степень сложности?

— Коэффициент "с". Прошу выяснить возможное влияние.

— Принято.

— Разрешите форсировать штатный вариант?

— Действуйте.

— Есть.

Глава 3

Глеб Жеглов и Володя Шарапов За столом засиделись не зря, Глеб Жеглов и Володя Шарапов Ловят банду и главаря-а-я…

Под бодрые звуки «Любэ» краденый «жигуленок» выезжает на большак. Пока ехали по проселку, девчонки сидели тихо, как мышки. Кстати, вернувшись к машине, я не обнаружил ни одной, ни другой.

Не было их минут семь, и я уже начал досадовать: такое приятное (вдвойне!) знакомство и — без всякого продолжения! А потому теперь поглядываю то на Лену, то на Юлю и размышляю, какой бы разговор начать. Например, о том, что за редкая я птица!

Но девушки молчат, а самому говорить о себе мешает застенчивость. В голове — снова никаких мыслей, только желания. И те-эротические. Как сказали бы в былые времена, «для служебного пользования».

«Эммануэль, Эммануэль…» — напеваю мелодийку из одноименного фильма. Не знаю, что за композитор колдовал над ней, но я готов поставить все реквизированные у громилы деньги против его жалкого сантима — эту песенку знаю с детства, причем со словами: «Жить без любви, быть может, можно, но как на свете без любви прожить…»

«Ата-а-а-с!» — бурно кончают «Любэ», а нам, похоже, опять не до любви.

Сразу за поворотом вижу патруль. Похоже — милицейский. Хотя белая фата — вовсе не гарантия девственности. И кто только теперь не носит форму. Знавал я одного интернационального гвардейца — он успел сменить штук семь форм и повоевать на стороне «всех воюющих сторон», как пишут в прессе, пока не решил открыть свой личный бизнес в этом милом южном городке, — накопленный опыт позволял ему рассчитывать на успех. Открыл. Похороны были скромными. Но имели, я бы сказал, воспитательное значение.

Два укороченных «акаэма» смотрят прямо в ветровое стекло с затаенной укоризной. И их хозяева тоже. Я понимаю и тех, и других.

В наше постсудьбоносное время Приморск сохранил статус чего-то среднего между Швейцарией с ее нейтралитетом, банками и непоколебимой надежностью и Лас-Вегасом. А наличие рядом Территории придает городку необходимую респектабельность, как тень сталинских высоток — нищете и скученности трущоб.

Короче, все склоки, разборки, войны — за пределами этого благословенного места. А ежели уж, паче чаяния, случается найти «жмурика», не похожего на бомжа и с признаками насильственной смерти, то, как правило, уже часа два к этому времени в одном из отделений сидит пришедший с повинной и глубоко раскаявшийся грешник, в состоянии сильного душевного волнения превысивший пределы необходимой обороны и ненарочно (или нечаянно) «замочивший» голыми руками (или случайным бытовым предметом) хама, который вел себя нагло, вызывающе и небезопасно для окружающих, да к тому же был вооружен. Все вышеотмеченное в протоколе тут же подтверждается свидетелями, заслуживающими всяческого доверия.

Ну а что до экспертизы — то разве поспорит какая-то мензурка с живым человеком? Если четыре персоны в один голос уверяют, что потерпевший поскользнулся и ударился головой об угол стола, причем случайно, то эксперту остается лишь отыскать обширную гематому в затылочной части черепа…

Но вооруженный патруль почти в черте городка — это что-то совсем из ряда вон… Это же не Таджикистан и даже не Москва — здесь люди отдыхают. И какие люди!

Нет, это не милиция. Скорее, какой-то спецназ. Милая мода: сейчас не то что республика — каждая область и город завели себе кто «беркутов», кто «соколов», кто «пантер», кто доморощенных «альф» или «бэт». И между спецназами соцсоревнование — кто из них спецназнее… Сегодня «беркут» поклевал «пантер», завтра «пантеры» порвали «беркутов»…

— Стар… нант… аев, — представляется офицер, лениво поднося ладонь к кепочке. И выражение морды лица он, вроде, тоже позаимствовал из американского боевика. А может, и нет, — просто и для наших стала обычной этакая смесь лени, презрения и превосходства, какую испытывает вооруженный человек рядом с безоружным.

— Что-то случилось? — Леночка улыбается офицеру, демонстрируя безукоризненные перламутровые зубки.

— Так вы из отряда «Сокол»! — восклицает Юля, восхищенно рассматривая нашивки и шевроны на пятнистой униформе.

Вообще-то красивыми девчонками в Приморске никого не удивишь. Их здесь больше, чем во всех остальных городах СНГ вместе взятых. А уж в это время года — и подавно.

Но старлей " потек ". То ли воинская служба сделала его таким восприимчивым, то ли просто перевели сюда из какого-то дальнего гарнизона. А может, он вообще не имеет никакого отношения ни к Приморску, ни к Территории, ни к охране порядка? И стоит здесь с ребятками на тех же основаниях, на каких я разъезжаю на данной «шестерке»? Именно это и предстоит выяснить, прежде чем сдать в руки властей «пушку», авто и самого себя — до выяснения.

— Так вас в Приморск недавно прислали? — снова спрашивает Леночка. Хочется похвалить ее непосредственность. Но старлею, похоже. Юля понравилась больше. Не сводя глаз с ее загорелых ног, мельком бросает взгляд на права, которые пытаюсь предъявить (мои собственные, с фото!), и снова переводит его на девичьи ноги.

— В Приморск направляетесь? — спрашивает военный с сообразительностью, напоминающей мою собственную после встречи с Леночкой. Очень хочется сказать, что в Марсель, но боюсь — поверит и потребует таможенную декларацию.

— Да, — отвечаю.

— Что в багажнике?

Хотел бы я сам это знать — может, пуд героина, а может, и труп мэра города.

Поэтому отвечаю правду:

— Ничего особенного.

— Ничего подозрительного на дороге не заметили? — продолжает спрашивать старательный старлей, хотя мои ответы ему так же интересны, как мне — его вопросы.

Пожимаю плечами. Разве не подозрительна девчонка, выскочившая перед самым автомобилем, словно за ней кто-то гнался, надевающая без тени смущения в твоем присутствии трусики и при этом так же похожая на проститутку, как я — на инструктора обкома партии былых времен. Разве не подозрительна девчонка, ждущая попутку в месте, где нет ни моря, ни пляжа и куда добраться можно только на автомобиле. Да и не было никакого спецназа в городе вчера вечером, — такие вещи в Приморске становятся известны быстрее, чем направление ветра.

Ребятишки с автоматами, видя мирную беседу шефа с пассажирами, отошли к пятнистому «уазику» у обочины, закурили. Похоже, больший интерес у них вызвала как раз Леночка — о вкусах, как говорится, не спорят. Хотя мне нравятся обе.

— Разрешите ваши документы? — обращается офицер к Юле. По-моему, он просто хочет познакомиться, но не находит способа изящнее.