— А где так драться научился?
— На секцию бокса ходил. В детстве. Первый разряд, — застенчиво произношу.
И еще более застенчиво добавляю; — Юношеский.
— И стрелять там же, на секции?
— Случайно. С перепугу.
— Ты это… Знаешь, кого повязал? С перепугу-то?
— Кого?
— Григорий Голубенников, кличка — Сивый. Он же — Тесак.
Кузьмич пристально наблюдает за мной, стараясь заметить реакцию. А реакции — никакой. Здесь он профессионал, не я. Ни фамилия, ни клички мне ничего не говорят. Пожимаю плечами.
— Ну-ну, пре-по-да-ва-тель, Они-то уверены, что ты — подсадка. Причем профессионал.
— А-а-а… — тяну неопределенно. И думаю, каково на моем месте было бы оказаться действительно историку, какому-нибудь специалисту по поливной керамике или иконописи тринадцатого века. Не, по-моему, я все сделал правильно. — А девицы? — меняю тему. — Это ж ходячий триппер в юбке, прямая угроза отдыхающим трудящимся!
— Разберемся. — Кузьмич вытаскивает из стола мои документы и подаст мне. — А что до трудящихся, то постоянную бабу надо иметь. И — никакого триппера.
— Одну? — невинно интересуюсь я.
— Выметайся, доцент.
— Старший преподаватель.
— Ну-ну.
Уже подхожу к двери.
— Ты это…
— Да?
— Зачем приехал-то?
— Отдохнуть.
— Вот и отдыхай.
— Ага.
Глава 6
Выхожу из управы, вдыхаю ароматы южного сентябрьского утра и размышляю, с чего бы начать вот это самое: отдых. Вчерашняя попытка отдохнуть накрылась медным тазом — зато повеселились. Особливо присутствовавшие отдыхающие. По мне «бархатосезонникам» для тонуса не хватает как раз острых ощущений. Вино, девки, азартные игры — все это они имеют круглый год. Даже наживание денег со временем теряет аромат новизны. Два вида спорта не приедаются: борьба за жизнь и борьба за власть. Для многих это одно и то же. И даже если сама персона не участвует в игре — азарт болельщика доставляет удовольствия куда большее, чем рулетка.
Рядом тормозит дымчатый «трехсотый» «мере», открывается дверца:
— Э-эй!
За рулем сидит мое давешнее ночное видение. Девушка из ресторана.
Разумеется, одетая. Стильно. А жаль.
— Привет, — неуверенно улыбаюсь я и делаю ручкой. Надо полагать, из-за врожденного целомудрия. И жест мой похож одновременно на «прощание славянки» и «у нас не все дома».
— Садитесь, подвезу, — приглашает девушка. Опускаюсь в прохладу кондиционированного салона. Пахнет дорогими духами, кожей кресел, хорошим табаком. Странный я — ну не килькой же в томате здесь должно пахнуть!
— Куда вас подбросить?
«К небесам!» — единственное, что пришло на ум. Девушка повернулась ко мне, и я заметил, что она не просто красива — она незаурядно, изысканно красива!
Густю-щис длинные каштановые волосы, глаза цвета глубокого моря — темно-зеленые и переменчивые. Высокие скулы, чуть восточный разрез глаз, правильный изящный нос и .припухшие губы искушенной любовницы… Если она желала мне понравиться, то ей это удалось!
— Извините, я не представилась, меня зовут Элли. «Элли» — музыкой запело в ушах. «Элли…» Да и как ее еще-то могли звать? Ну конечно, Элли!
— А я — Дрон.
— Это что, имя?
— Нет, это профессия. А имя — Олег.
— Дрон… А, ! Птица Додо! Меня вообще-то тоже зовут Лена, или Лека. Но ведь Элли — красивее, правда?
— Замечательно, — с энтузиазмом киваю я, разглядывая ее изумительные загорелые ножки.
— Дрон, прекрати так глазеть. — На «ты» она переходит легко, и моя преподаватсльско-кандидатская душа переполняется тщеславием, наверное, принимает за ровесника.
— Так куда поедем? — спрашивает девушка.
— В Изумрудный город, это ж ежу понятно!
— Как скажете! — И машина трогается с места. Элли нажимает какую-то кнопку, и в салоне звучит музыка. Я закуриваю, закрываю глаза и откидываюсь на спинку.
Музыка расслабляет. А я представил, как приятно было бы заняться любовью прямо здесь, в машине, которая по размерам чуть меньше, а по комфортабельности много больше моей холостяцкой коммуналки. Разумеется, под музыку поживее…
— Прикури мне, — просит девушка, и я окончательно убеждаюсь, что происходящее не продолжение сна и мне не придется снова услышать: «Дронов, на выход». Хотя как знать…
Прикуриваю для нее «Мальборо» с ментолом из ее же пачки. Девушка затягивается:
— Дрон, а тебе не страшно было? В своих эротических грезах я отлетел далеко, поэтому не сразу понимаю, о чем она.
— Когда?
— Вчера. В ресторане.
— Страшно?..
— Ну да. Ты боялся?
Интересно, почему я сам об этом никогда не задумывался. Страшно? Нет, не то. Было неприятно, тоскливо — и оттого, что вечер сыпался, и еще Бог знает от чего. Потом — омерзение. Потом — злость. Потом — грусть. А потом уже нужно было действовать…
— Нет. — Но они же могли тебя убить. Или — чего похуже.
— Да?
— Ну, издевались бы… Ведь никто бы не вступился.
— И правильно. Не должны нормальные люди лезть на ножи и стволы.
— Но ты же полез?
— Меня оскорбили.
— Подумаешь, разжевал бы и выплюнул.
— Так можно проплевать все.
— Слушай, а если бы обидели не тебя, а кого-то другого ты бы тоже полез?
— Да.
— Почему?
— Я умею драться.
— А если бы не умел?
— По обстоятельствам.
— Что значит…
— Позвонил бы в милицию.
— Веришь во всесилие закона?
— Не всегда. Но это лучше, чем не сделать ничего. И много лучше, чем налететь на нож, никого не умея уберечь — ни себя, ни других. Это я без балды.
— Значит, я поступила правильно.
— Да?
— Это я вызвала милицию. По автомату.
— А твой спутник?
— Да ну его.
— А сегодня ждала меня на входе?
— Вот еще. Просто позвонила и спросила, когда ты освободишься.
— У кого?
— У Кузьмича. — Так ты его знаешь?
— А кто его здесь не знает?
— Ну да, мужик он простой, — лукавлю я.
— Простой. Как сибирский валенок с программным управлением и вертикальным взлетом.
Машина набрала скорость, — мы выехали из города.
— Почему ты меня не спрашиваешь?
— О чем?
— Тебя что, девушки всегда встречают из милиции? После драк?
— Ага. Только с чайными розами и на «кадиллаках».
— Все ясно. Ты — балабол. А серьезно?
А серьезно-я никогда ни о чем девушек не спрашиваю. То, что они хотят рассказать, они расскажут сами, а то, о чем не хотят, — выспрашивать бесполезно.
Наврут. Вернее — нафантазируют.
— Боюсь скоро состариться.
— Хочешь жить долго?
— Всегда. Хочу жить всегда.
— Ты как ребенок: «Пусть всегда буду я!» А мы почти приехали.
Машина остановилась у железных ворот. Лека приветливо помахала охраннику, и ворота отъехали в сторону. Мы покатили мимо небольших трехэтажных особнячков, скрытых за деревьями.
— Это что? — спрашиваю я.
— Территория.
— Территория чего?
— Ничего. Просто Территория. Ты что, никогда не слышал?
— Пока нет.
— В Приморске все знают.
— Я здесь четвертый день.
— А-а-а. Тогда понятно.
Мы проезжаем еще одни ворота. Тоже с охранником. Дорога пошла под уклон, к морю.
— Это вроде дома отдыха. Но — для очень важных персон.
— Так ты — персона?
— Нет. Я дочь персоны.
То, что персона важная, я понимаю и сам, когда вижу двухэтажный домик-особняк. Но мы едем дальше, пока не останавливаемся у небольшого одноэтажного бунгало на берегу моря. Небольшой — это относительно. На крыше — садик, самый настоящий, и множество цветов.
— Здесь живу я, — говорит Лека. — А папа, когда приезжает, в большом доме.
Но там прислуга, а я их терпеть не могу — наушники.
— Работа у них такая.
— Но стараться-то не обязательно. Ну что, нравится?