— Даугава взял с тебя деньги?
Я не стал врать:
— За знакомство с вами, он потребовал пятьдесят тысяч. Но согласился на рассрочку.
— Ты заплатишь ему?
Тут я проявил слабину и начал придумывать ответ посложнее, чтобы обеспечить себе отступление в случае чего, и даже оговорить полезность предстоящего неизвестно опять же чего… но вдруг! Совершенно успокоился. Текущая ситуация была далеко за гранью самого дорогого розыгрыша, и я с головой окунулся в чудесный омут:
— Да.
— Это хорошо, — одобрил Леонид, — Теперь мы посидим в естественной тени, ты угостишь меня пивом, и мы отлично поболтаем.
Ну что за напасть? Всякий готов тянуть из меня деньги, лишь дай только повод! Причем Леонида роднило с моим старым приятелем Два-Удава совершенное отсутствие вопросительных интонаций. Он не интересовался моим мнением по поводу своих решений.
Естественной тенью оказался весьма недешевый кабачок с хорошим кондиционером. Признаться, я несколько опасался, что моего нового знакомого не пустят в это заведение. Однако, мельком глянув на Леонида я чуть не споткнулся о собственные ноги. Его болотный пиджак в полутьме пивного ресторана сверкал новизной и лоском, чемоданчик, в котором он утащил с рынка своё барахло — казался образцом антикварного фетиша, а короткая бородка придавала «колдуну» совершенно профессорский вид. Теперь я уже беспокоился, что выбранное заведение не вполне соответствует уровню посетителя…
— Очаровательно, — заявил Леонид, усаживаясь в самом светлом уголке. — Я буду темное крушовице, хотя оно тут всё равно не настоящее. И закажи еще какую-нибудь ерунду, баварские колбаски или горшочки, и чесночные гренки, непременно. Устал сегодня. Жарко, прохожие трудные, постоянно приходится концентрироваться.
— На чем концентрироваться?
— На цене. Заказывай, заказывай, чего ты ждешь!
Он выпил первую кружку с таким наслаждением и смаком, что его душевное родство с Саней Два-Удава стало совершенно очевидным. Однако, затем Леонид вернулся к теме нашего знакомства.
— Фантаст, — задумчиво констатировал он, — Это всегда сложно. Ты подкован. Ты столько умеешь сам, что начало будет самым тяжелым. Впрочем, как раз сегодня я выгуливаю одну интересную вещь. Попробуем…
Леонид щелкнул замками чемоданчика, и извлек мягкий сверток. Развернул и осторожно поставил передо мной прямо на пустую тарелку самые обыкновенные песочные часы, каких навалом на кухнях и в районных поликлиниках. Красная пластмасса, дутое стекло, сероватый песок, выдавленная пометка. На одну минуту.
— Засекай время, — велел Леонид, перевернул часы и обратился ко второй кружке.
Я послушно «засек». Песок струился, мой таинственный знакомец смаковал пиво.
— А, — усмехнулся я, когда верхняя колба часов опустела. — Спешат на двенадцать секунд. Заводской брак, вот уж не думал…
— Переверни, — отозвался он. — И засеки.
Наконец принесли колбаски, салфетки и булочки. Но было уже не до еды:
— Стоп, стоп… — я помотал головой. — Сорок шесть секунд… Это как?
— Переверни, — пожал плечами Леонид, подтягивая к себе первое блюдо. — У-ум! Какой аромат.
Он успел выпить еще кружку, покурить и неспешно подъесть мои гренки, прежде, чем я наигрался с часами. Они постоянно показывали разное время! От двадцати шести секунд до полутора минут, как только я их не крутил.
— В чем подвох? — наконец спросил я, невольно отирая со лба капельки проступившего от напряжения пота.
— А никакого подвоха нет, — ответил Леонид, — И сделай лицо попроще. Ты уже полчаса играешь с этими часами, посетители начинают странно на нас посматривать. Не порть мне репутацию, я люблю тут бывать.
— Так… я… Но?
— Не продолжай, я понял. Постарайся не искать научного объяснения. Влажность песка, форма отверстия, геомагнитная буря, притяжение луны… Оставь это на потом. Пока просто прими как данность, что существуют песочные часы, которые не вписываются в твою систему жизненных норм.
— Но? — пискнул я, отчего-то спрятав руки под стол.
— Идем дальше! — кивнул Леонид. — Давай сюда свой горшочек, ты все равно есть не будешь. Сейчас я тебя займу.
Калейдоскоп совершенно обычных на первый взгляд и абсолютно непостижимых вещей грозным парадом маршировал перед моим сознанием. Неважное определение того, что я испытал в последующие несколько часов, но по другому не получается.
Тонкий пинцет, который неуловимо медленно то смыкал, то разводил рабочие губки. Кривой ржавый гвоздь, который никак не желал лежать смирно, то и дело перекатываясь с боку на бок. Строгая зажигалка zippo, которой не нравилось подолгу стоять с откинутой крышкой. Удивительный циркуль, одиноко квартирующий в потертой готовальне, которым можно было вычертить на салфетках только совершенно правильной формы квадраты. Маленькая желтая рулетка, которая, очевидно, возомнив себя улиткой, то и дело высовывала стальной язычок своего полотна и немедленно втягивала его обратно, стоило протянуть руку. Вещи не торопились. Пепельница была полна окурков, но я никак не мог прийти в себя, словно ребенок, попавший впервые в жизни на цирковое представление, только жадно требовал: «ещё!».