Луиджи все там же в церкви служил органистом и воспитал уже не одного способного ученика. На его мессы ходили толпами, именно его музыка пробуждала в сердцах покаяние и смягчала даже самых закоренелых грешников. А как он импровизировал! Наверное, сам великий Бах гордился бы им.
Наш приют сильно расширился, открылись также отделения в других городах. В приюты часто подкидывали новорожденных детей, с ними было очень хлопотно, но нам удавалось всех выхаживать. Несмотря на отсутствие средств от многих детских заразных болезней, хороший уход за детьми позволял им расти крепкими и лучше бороться с болезнями в том числе. И все же я приходила в ужас от того, насколько высокой была детская смертность, я не могла с этим смириться и поклялась, что в нашем приюте будет минимум этих маленьких невинных жертв.
В приюте было очень строго с гигиеной и я организовала специальные боксы для тех, кто заболел какой-нибудь гадостью, чтобы он не заражал других детей. Это сделало ситуацию намного лучше. К таким детям даже нельзя было заходить обслуживающему персоналу приюта, для них были отдельные приходящие сиделки и отдельный вход для них.
В общем, я боролась буквально за каждого ребенка. И чем меньше по возрасту они были, тем опаснее для них были все эти болезни — корь, коклюш, свинка, ветряная оспа… Я вспоминала наш мир и была так ему благодарна за достижения медицины! Так не хватало мне их здесь, в мире, где скорее помогло бы какое-нибудь колдовское зелье.
Кстати, во всей столице было всего четыре травницы, которые действительно прекрасно разбирались в растениях и знали, какое действие они оказывают. Они были нарасхват и им щедро платили аристократы и даже королевская семья.
Лия также обладала энциклопедическими знаниями по всем возможным настоям и зельям, но, к сожалению, она ничего не могла сказать об их эффективности. А среди нормальных рецептов были и совершенно вздорные.
В общем, в приюте мы бережно хранили те рецепты, которые оказались действенными, а Рико снабжал нас нужными травами.
Другой важной стороной жизни приюта было отслеживание проживания детей в приемных семьях. Я постоянно кого-то навещала, смотрела, в каких условиях живут дети, есть ли у них возможность гулять и играть.
По-прежнему в приюте устраивались праздники раз в год, где собирались приемные семьи с нашими бывшими воспитанниками. В непринуждённой обстановке было проще понять, если происходит что-то не то — например, ребенок устраивал истерики, или всего боялся, или ни с кем особо не общался и сидел в углу. Тогда я била тревогу и мониторила семью такого ребенка особо тщательно. Конечно, одной меня на это не хватало и у меня были помощницы, которые тоже занимались кураторством.
Словом, в приюте было полно дел, там всегда не хватало рабочих рук, но мы принимали персонал только после тщательной проверки, у нас был даже испытательный срок.
В приюте по-прежнему оставались дети с магическим даром, на текущий момент их было шесть, старший уже раскрыл свой дар, впрочем, но так и не нашел приемную семью. Его дар — телекинез — отпугивал возможных родителей и они предпочитали взять обычного ребенка.
У меня помимо приюта было ещё двое учениц, играющих на клавесине, одной было всего восемь лет, второй одиннадцать. Я приходила к ним домой, но жили они в разных концах города, поэтому много времени тратилось на поездки туда-сюда. А ведь ещё я участвовала в королевских детских праздниках для выявления детей с магическим даром!
Так и получалось, что я постоянно была в разъездах, в кипучей деятельности. Когда мои дети стали старше и самостоятельнее, стало, конечно, полегче, а до этого я занималась их воспитанием все свободное от приюта и занятий музыкой время и у меня не было ни одной минутки буквально на себя.
Да и сейчас я предпочитала все свое время отдавать другим, утешаясь, что им нужнее, что я приношу пользу и в этом цель моей собственной жизни.
Но это, к сожалению, было чревато выгоранием.
Глава 44
Иногда у меня просто не было ни сил, ни желания ни на что. Я лежала пластом или гуляла по саду вялая, неразговорчивая. Не принимала участия в детских забавах, я даже толком не отзывалась на ласки своего мужа, хотя он в такие периоды ухаживал за мной особенно нежно и внимательно.
Но ни Луиджи, ни я не понимали толком, что я сама довела себя до этого состояния своим неправильным режимом труда и отдыха. После третьего такого эпизода я наконец начала что-то понимать и в итоге переложила большую часть обязанностей по приюту на плечи своих помощниц.
Оказалось, что у меня есть занятия и помимо музыки, в которых я нахожу особую прелесть. И это были, как ни странно, лепка из глины и вышивка шелком. Увлечение лепкой мне передалось от Марты, а вышивкой я занималась ещё в монастыре. Теперь же меня оба эти занятия очень умиротворяли и давали простор размышлениям, которые, оказывается, мне были необходимы как воздух.
Я все больше думала о будущем — каким оно будет для всех нас. Ждут от нас новые потрясения? Или жизнь будет идти более-менее спокойно?
Интересно, конечно, какие видения будущего посещают Марту, она иногда что-то рассказывает, обращая внимание, кстати, как сильно меняется одежда у людей в ее видениях. Ох уж эти девочки!
Она говорит, что если сосредоточиться, то можно увидеть будущее конкретного человека, но пока ей это не всегда удается. Ей, конечно, больше всего хочется увидеть свое будущее, но Марта говорит, что себя-то она как раз видеть и не может. Она видела брата, видела нас с Луиджи, но рассказала только то, что я буду путешествовать на корабле.
Видения Леона простирались вглубь времён иногда, как мне казалось, на сотни лет. Он говорит, что также способен увидеть прошлое конкретного человека и видел, например, как я маленькая побираюсь возле церкви, так что ему стало не по себе.
Он также не видел своего прошлого, но зато видел какие-то войны на территории нашего королевства. После чего возненавидел войну.
В общем, дети у меня были, конечно, необычными, но психологически, я как могла подготовила их к тому, что у них будет дар.
Король, между прочим, частенько вызывал Леона и Марту к себе — чаще всего расспросить о прошлом и будущем конкретного человека, а также о своем будущем. Марта говорит, что рассказывала ему даже то, что могло его сильно ранить, а такие моменты в его будущем и будущем его семьи ещё будут неоднократно. Нас же она берегла.
***
Мауро в итоге провел целый год в африканской экспедиции и много рассказывал мне о ней потом. Как они попали в сильнейший шторм, как на них напали дикари, как они нашли много золота и добывали его несколько месяцев сами, благо у них были с собой все приспособления для этого.
Как завалили целого слона, который начал громить их лагерь и каких он видел чудных зверей и птиц — попугаев, фламинго, носорогов, жирафов, крокодилов… и конечно, обезьян, самых разных!
Они даже привезли с собой небольшую мартышку, которая к ним попала совсем маленькой, оставшись без матери, и быстро привыкла к людям. На такое чудо природы здешний народ сбегался со всех ног и ее даже пытались украсть.
Мауро утверждал, что в конце концов приспособился к тамошней дикой жаре. И то сказать — он сам был похож на дикаря, настолько он был загорелый!