— Если бы я вам сказал, — прошептал Алкуин, — вы бы меня не отпустили. — Он закрыл глаза, из-под век потекли слезы, которые не сумела вызвать игла иешуита. — Но я ни в коем случае не хотел, чтобы за меня поплатился кто-то еще.
Делоне опустился на колени, склонил голову над мертвым Ги и закрыл лицо ладонями. Я колебалась, остаться мне или уйти: хотелось дать учителю оплакать друга в одиночестве, но я не знала, правильно ли это — вдруг он нуждается в моем присутствии. Делоне поднял голову, и во взгляде зажегся яростный повелительный огонек, пересиливший даже вину и горе.
— Кто это был? — спросил он тишайшим шепотом. — Бувар ответил на твой вопрос?
— Тереза… и Доминик Стрегацца. — Алкуин чуть приоткрыл глаза, с трудом произнося имена. — Дочь принца Бенедикта.
Делоне снова закрыл лицо ладонями и содрогнулся всем телом.
— Спасибо, — прошептал он. — Благословенный Элуа, прости меня, но спасибо.
Глава 25
Рана Алкуина заживала очень долго.
Правда, он потерял много крови, но, по-моему, намного больше препятствовали выздоровлению душевные терзания. Алкуин понимал, что, отправляясь на последнее свидание, идет на риск, но и не догадывался, что опасность может подстеречь за пределами спальни и что Бувар настолько отчаялся. В отличие от меня, Алкуин к тому же никогда не видел в Ги солдата и телохранителя и потому даже не предполагал, какую роль тот возьмет на себя в схватке. Мой товарищ никак не мог себя простить.
Делоне же от горя и угрызений совести утратил обычную рассудочность и стремился не отходить от раненого ни днем, ни ночью, но он был последним, кого хотел видеть Алкуин. И я его понимала даже лучше, чем могла высказать. Пожертвовав собой из любви к Делоне, теперь Алкуин не мог принять в награду его заботу, потому что постоянно помнил о несопоставимо большей жертве Ги. Вот почему в течение долгого выздоровления за раненым ходила я, одновременно выступая посредником между учителем и учеником. Постепенно мне удалось выудить из Делоне, что же случилось той ночью в вязовой роще у реки.
Когда Делоне прискакал на место нападения, Ги был еще жив и сражался с четырьмя разбойниками, словно загнанный в угол волк. Кучер Бувара, жалобно причитая, скорчился на козлах — целый и невредимый. Дальнейшие события Делоне обрисовал несколькими словами — сказал лишь, что расправился с тремя пешими бандитами, а четвертый сбежал, — но я видела его поспешный отъезд и легко представила, как наставник ворвался в побоище. По сути своей он ведь оставался бывалым кавалеристом и ветераном Битвы Трех Принцев.
Поначалу Делоне думал, что успел вовремя, но, повернувшись к Ги, заметил и множество ран, и рукоятку кинжала, торчавшую между ребер бывшего кассилианца. Ги шагнул к своему спасителю, но зашатался и осел на землю. Коротко обругав кучера, Делоне поспешил к верному слуге.
Я передаю лишь то, что рассказал мне Делоне — больше ему некому было довериться. Может, где-то немного и приукрашиваю, но только оттого, что хорошо знаю своего наставника и догадываюсь, о чем он умолчал.
Он не скупился на слова, говоря о героизме Ги. Тот сразу понял, что намечается. Почувствовал, как замедляется ход экипажа, услышал топот сапог бегущих к карете бандитов и сразу начал действовать. Вытолкнул Алкуина из экипажа, отразил первую атаку самых быстрых разбойников и, перерубив постромки, освободил коренную кобылу. Именно в те секунды Алкуина и ранили. Ги помог ему взобраться на лошадь и ударом по крупу отправил ее в путь.
Вот что Ги успел рассказать Делоне перед смертью — ну, или большую часть этого; остальное потом добавил Алкуин. А еще Ги доложил хозяину, что нападавшие были людьми Бувара, поскольку кучер явно им подыгрывал. Слушая Ги, Делоне все это время стоял рядом с ним на коленях, и оба они держали руки на рукоятке рокового кинжала. Ги дышал все более прерывисто, холодел и бледнел. Наконец его хватка ослабла, пальцы на рукоятке разжались. Ах, я поняла его прощальные слова так же хорошо, как Делоне, если не лучше.
«Вытащите кинжал, милорд, и отпустите меня. Долг между нами погашен».
Конечно, Делоне не признался, что плакал, выполняя последнюю волю Ги, но я об этом догадалась, видя его слезы, когда он рассказывал, как на губах Ги выступила красная пена и он испустил дух.
Что до кучера, наверняка трус приготовился к смерти, когда Делоне поднялся и двинулся к нему, сжимая окровавленный кинжал. Но Делоне не стал его убивать — не в правилах наставника было расправляться со слабаками.
«Передай своему хозяину, — наказал он кучеру, — что он мне за все ответит. Перед судом короля или на дуэли, но ответит непременно».
Кучер на это никак не отозвался, а лишь сильнее съежился. Забыв о нем, Делоне подхватил тело Ги, перекинул его через седло и медленно пустился в путь домой.
* * * * *
Несколько долгих дней наши домочадцы пребывали в тихой суматохе. Тихой, потому что следовало принимать во внимание и болезнь Алкуина, и настроение Делоне, но суматоха была неизбежной. Мы со слугами выхаживали раненого, а бальзамировщики занимались телом Ги, которое впоследствии выставили для прощания в его скромной комнате. На второй день Делоне ненадолго ушел, а вернулся злым и немногословным.
— Бувар? — поинтересовалась я.
— Уехал, — коротко бросил Делоне. — Собрал пожитки и сбежал в Серениссиму с половиной своих прихвостней.
К тому времени Делоне соткал обширную паутину, но она основывалась на информированности, а не на влиянии — его познания выходили далеко за границы Земли Ангелов, а вот сфера досягаемости, увы, нет. В твердыне Стрегацца Виталь Бувар окажется в безопасности. Делоне вышагивал по библиотеке, как тигр, а потом развернулся и посмотрел на меня.
— Никаких свиданий, — распорядился он. — Пока Бувар не получит по заслугам, я не стану рисковать никем из вас.
«Никем из нас?» — удивилась я.
— Так вы не знаете?
— Чего я не знаю? — Слишком беспокойный, чтобы сосредоточиться на чем-то одном, Делоне остановился у стола, провел пальцами по начатому письму и обмакнул перо в чернильницу.
Я подтянула к себе колени и обхватила их руками.
— Подарка Бувара хватит, чтобы завершить туар Алкуина, — тихо сказала я. — Такое условие Алкуин поставил вторым после ответа на ваш вопрос, когда Бувар умолял его о свидании.
Делоне поднял на меня глаза. Перо замерло на полуслове.
— Он
что
? Но почему? Зачем было Алкуину так поступать?
«Милорд, — подумала я, — да вы просто идиот».
— Ради вас.
Делоне медленно отложил перо, умудрившись не поставить на письмо кляксу. Адресатом значился префект Кассилианского Братства — наверное, письмо содержало просьбу похоронить Ги как члена ордена. Наставник покачал головой, отрицая мои слова.
— Я бы никогда не толкнул его на такой риск. Никогда. Ни его, ни тебя. Алкуин это знал!
— Да, милорд, — терпеливо сказала я. — Мы оба знали; именно поэтому Алкуин и сам ничего вам не сказал, и с меня взял обещание держать рот на замке. В его крови нет тяги к служению Наамах, не то что у меня. Он принял обеты только затем, чтобы… погасить долг между вами.
Кровь отхлынула от лица Делоне, когда я повторила последние слова Ги.
— Между нами не было никакого долга, — прошептал он. — Мое обязательство перед Алкуином обусловлено совсем другим.
— Обещанием принца Роланда де ла Курселя?
— Роланд был моим другом и сеньором! — резко выкрикнул Делоне. Я съежилась, и он, заметив это, смягчился. — Ах, Федра… Я слишком хорошо тебя обучил. А Алкуину следовало знать, что между нами нет никакого долга.
— Тогда, возможно, он прав, и вам стоило научить его военному делу, а не искусству служения Наамах и плетения интриг, если вы хотели почтить память своего воинственного сеньора, — безжалостно сказала я. Мои слова были жестоки, но просить прощения я не собиралась. Слишком свежа была в памяти та ночь: холодные камни подо мной и горячая кровь Алкуина, обагряющая мои пальцы.
— Возможно, — пробормотал Делоне, ничуть не осерчавший из-за резкости моего заявления. Он глядел сквозь меня, погруженный в какие-то неведомые мне воспоминания. — Возможно, и стоило.