Боже мой, зачем я все еще продолжаю на это смотреть? Зачем я вообще приняла эту папку?
А сейчас ведь он где-то там… А если его уже нет?!
Повинуясь душевному порыву, я набрала его номер, понимая, что это бесполезно. Но сам факт того, что я могу ему позвонить, пусть и для того, чтобы услышать механический женский ответ, меня успокоил.
На данный момент абонент не доступен.
Всего лишь на данный момент. Он ведь тоже когда-то закончится…
Немного успокоившись, я перелистнула и этот файл.
И здесь тоже была фотография, правда сделанная, наверняка, еще до плена. На ней были запечатлены улыбающиеся Паша и Яна. Они сидели на диване, судя по знакомому интерьеру, в гостиной его родителей.
Кажется от этой фотографии стало даже больнее. Не из-за Яны, какой бы молодой, красивой и фотогеничной она ни была. Больно было смотреть на улыбку Паши, вспоминая те моменты, когда я видела точно такую же улыбку на его губах…
Когда визжала, выудив свою первую рыбу, когда он снял с моих глаз повязку после того безумия со сбруей, когда делал предложение, стоя на колене в гостиной у родителей, когда вытаскивал меня из машины такси, под аккомпанемент Ленинграда. Даже тогда, при нашей первой встрече, когда я попыталась в очередной раз перенести интервью… Во все эти моменты эта улыбка согревала.
Значит и тогда, без меня, он был счастлив…
А вдруг Галина Владимировна была права и Яна ему больше подходит. Кто знает, возможно под нужным давлением и правильному подходу к делу Паша бы вновь улыбнулся этой девушке так же…
Все эти мысли нападали на меня жужжащим роем, не давая возможности от них отбиться. Я отложила папку и несколько минут сидела, откинувшись на спинку дивана, закрыв глаза, привыкая к пульсирующей боли в голове. Легче не становилось. Я понимала, что просто должна покончить с этой папкой, иначе она так и будет травить меня.
В следующем прозрачном файле была статья обо мне. После той совместной фотографии Павла с Яной я даже не удивилась. Еще один ядовитый плевок в мою сторону. Что же, Галина Владимировна, очень надеюсь, что статья вам понравилась.
На этом файле я задерживаться не стала. Остался последний разворот. Интересно, что она припасла напоследок
И тут тоже был снимок. На нем был запечатлен рыбацкий домик возле озера. Я словно вновь очутилась там, стоя у кромки воды и наблюдая за занимавшимся рассветом…
Как это фотография могла попасть сюда? Что это значит? Неужели, Паша тогда обманул меня, сказав, что был там один? А разве эта фотография дает повод усомниться в его словах? Нет, скорее всего это просто стечение обстоятельств, иначе… Иначе это было бы просто нестерпимо больно.
Все же я сама для себя решила, что обмана не было. Вытащила фотографию из прозрачного файла. Ей тут не место. Снимок был инородный, еще не испорченный всем тем ужасом и ядом, что пропитал всю эту папку с собранными файлами, скрепленными металлическим скоросшивателем.
Закрыла папку и положила ее на стол. Несколько минут так и просидела, смотря на черную обложку, проваливаясь в пустоту, радуясь тому, что перестала что-либо чувствовать, помимо полной отрешенности.
Теперь мне нести этот крест…
Я скучала
Абонент временно недоступен…
— Да твою же мать! — Телефон полетел через весь стол, бороздя бумажные залежи. За эти несколько дней макулатуры на рабочем месте накопилось столько, что телефон, не добравшись до края столешницы, забуксовал.
Шел седьмой день с того момента как Паша отправился в свою "безопасную" командировку. Ожидание растянулось в невыносимую вечность. Хуже самой изощренной пытки стала невозможность хотя бы позвонить ему…
За эти семь дней я успела сойти с ума ровно настолько, чтобы связаться с Алиной. Нет, Паша не звонил. Да и вряд ли сделал бы это, не позвонив предварительно мне. По крайней мере, так рассуждала Алина. Я же металась в своих мыслях, каждый раз находя доводы, оправдания и обвинения, отгоняя от себя страхи, ведь злиться на Павла было гораздо проще…
Обошла стол, взяла телефон и набрала его номер. На этот раз дождалась сигнала автоответчика.
— Привет. В холодильнике давно уже пусто. Умираю с голоду. — Секундная заминка. — Приезжай скорее.
Я отключила телефон, положила его на стол и медленно опустилась в свое офисное кресло.
По поводу опустевшего холодильника я нагло соврала. Продуктов там было еще предостаточно. Их сохранность обеспечило полное отсутствие чувства голода. Я вообще за все эти дни забыла, что должна что-то есть, как-то спать. Выживала лишь на крепком кофе и тех калориях в виде подносимых Танюшей якобы невзначай булочек, фруктов или же…
Перевела взгляд на плитку темного шоколада, отломила кусочек, закрыла глаза, давая себе возможность насладиться горьковатым вкусом сладости, не думая в этот момент ни о чем.
Минутная эйфория…
— А мне можно кусочек? — Я так резко вытянулась из буквы "зю" в восклицательный знак, что растаявший на языке шоколад пошел не в то горло. Закашлялась. Сделала большой глоток кофе, смотря на размытый от выступивших слез силуэт.
Все еще не верила, что вижу его здесь. Вот таким… живым… расслабленно подпирающим дверной косяк.
— Паша! — прохрипела-простонала я. От сладкой горечи перехватило дыхание. Это просто нелепо… Бесконечные семь дней ждать его, и помереть не от накрывшего меня счастья, а просто подавившись шоколадом. Да, так могу только я.
— Надя? — в его голос вплелись взволнованные нотки, а я так и продолжала кашлять, смотря на него сквозь слезную пелену.
Громоздкая сумка с грохотом свалилась с его плеча. Паша в два шага преодолел разделяющее нас расстояние и прилично так приложился по моей горбушке. Кашель постепенно сошел на нет.
Боже, надеюсь я не забрызгала шоколадом все вокруг…
— Еще хочешь кусочек? — за шуткой я пыталась спрятать свое смущение и какую-то необъятную радость, надеясь, что на губах и зубах нет остатков шоколада.
— Хочу, — ответил Павел, и наклонился ко мне. Я подалась навстречу и где-то посередине разделяющего нас расстояния наши губы встретились. Мое рабочее кресло сейчас было определенно не к месту, как тот самый третий лишний, разве что неодушевленный.
Я попыталась оттолкнуть кресло назад, но лишь плюхнулась на него, тут же соскакивая и возвращая себе поцелуй.
Так и простояли: я полуподнявшись, Паша полусогнувшись, и рядом с нами совершенно безразличное ко всем мытарствам кресло.
— Поехали домой, — выдохнула я, понимая, что еще минута и мой рабочий стол станет соучастником грехопадения.
— Не сейчас, — ответил Паша.
— У тебя другие планы? — Я отстранилась. Даже кресло решило больше не сопротивляться, выпуская меня. Встала и отгородилась от Павла скрещенными на груди руками.
— Не хочу шокировать твою помощницу еще больше. — Паша взял мою руку и положил к себе на ширинку джинс.
— О, теперь понятно. — Я погладила каменную эрекцию. Все-таки взглянула на стол. — И чем же ты шокировал мою помощницу? — спросила я, прикидывая, на сколько хорошая в офисе звукоизоляция.
— Грязный, небритый, нечесаный, — перечислил Паша, улыбаясь. — Не стал заезжать домой, сразу с самолета к тебе.
Безумная радость растеклась по телу горячей волной.
— Поехали домой. Я прикрою все твои особо чувствительные зоны от глаз помощницы, — сказала я, улыбаясь.
Паша ничего не ответил, притянул меня к себе. Обнял.
— Я скучал, — тихим голосом сказал он.
— Я тоже скучала. — Скучала… Разве можно в это слово вместить все те чувства, что я испытала за эти семь дней.
Через пару минут мы таки вышли из моего кабинета.
Танюша, как обычно, была вся в работе. Оторвалась от бумаг, чтобы ответить на входящий звонок.