Кирюха кивнул. Посмотрел вдаль, помолчал пару секунд.
— Ну не выберемся, в селе заночуем, в домишке. Или у добрых людей.
Димка только отмахнулся, мол, иди ты. Кирюха частенько себя так вёл. Например, если было жарко, он мог с серьезной мордой предложить пойти купить лимонада, кивая на остов разрушенного магазина и выцветшие алюминиевые буквы КООП на засыпанной глиной вывеске под ногами, или, подойдя к руинам фермы, похвалить — мол, как коровы мычат.
Однажды они ездили за черникой — У Димки была так называемая куриная слепота, гемералопия, и он плохо видел в полумраке и сумерках. Черника якобы помогала. На деле — нет, может, потому что Димка её тоже не любил и ел мало; но повод-то для дальней поездки был. И в Нижней Косани, маленькой деревеньке, где в тридцать первом была заварушка с кулаками; брошенной, а потом выгоревшей, Кирюха почти напугал Димку, посмотрев куда-то сквозь него и предложив спросить дорогу вон у тех красноармейцев. Димка аж обернулся, и, честно говоря, почувствовал облегчение, никого, конечно, не увидав.
Но чаще всего Димка против такого юмора ничего не имел.
Димон взял у Кирюхи пакет, тот прихватил барсетку, где, кроме ключей от машины, валялся скотч, фонарик, складной мультитул и прочие нужные вещи, и они, оставив «ладу», спустились в балку и резво поднялись на холм.
Улица полностью заросла. Там, где раньше были палисадники, вдоль скошенных обочин и утоптанной грунтовки, росла старая сирень, выиграв локальную схватку с бузиной и кленовой порослью. Некогда уютные сады одичали, яблони ещё держались местами, а сливы заросли и стояли без завязи. Дома просели, поблёскивали расколотыми стёклами или слепо щурились пустыми перекошенными рамами. Крупными хлопьями закручивалась краска на когда-то нарядных наличниках; ни ворот, ни заборов почти не осталось — упали или были разобраны. От некоторых домов сохранились лишь остовы.
Димка часто встречал в районке объявления — продам б/у кирпич, шифер, кровельное железо. Он хорошо знал, откуда оно берётся. Вот он, бывший в употреблении кирпич. Всю чью-то жизнь бывший в употреблении. Приедет грузовик, кувалды обрушатся на безжизненное тело чьего-то дома, руки раздерут на куски, бездушно отсортируют годные ещё части, и дом в каком-то виде продолжит жить — в составе чужого жилья. Трансплантация органов в мире бытовой архитектуры.
Они прочесали всю единственную улицу.
Заглядывали в брошенные дома, бродили по яблоневому саду, оказавшемуся не колхозным — просто большим. Деревья состарились, одно упало, остальные заплетал, навалившись на плечи, глянцевито-зелёный дикий виноград. Кое-где завязались мелкие, невыносимо кислые — Димка попробовал — выродившиеся в дичку яблоки. Крылечки и веранды заросли крапивой, тиснувшейся сквозь деревянные ступени с таким упорством, словно ей негде больше было расти. Звенели кузнечики, к далёкому рокоту лягух примешалось гудение маленьких лягушек-бычков — к дождю — и всё это соединилось в такой гипнотический шум, что Димка иногда начинал сомневаться, а правда ли он всё это слышит.
Солнце жгло, но ветер всё так же тянул, а иногда налетал, быстрый, как удары ножа. Рваный.
Они ещё походили по улице, заглянули в пару домов. Углубились в чей-то сад и выбрались, покрытые паутиной и древесным мусором.
Колхозного сада нигде не было. Во все края тянулись густевшие по мере углубления заросли, но явно не шелковичные.
В конце концов присели на поваленный бетонный столб некогда крепких ворот. Димон положил мешок с лотками и пакетами, Кирюха — барсетку. Их ужасно надоело с собой таскать.
Посидели. Помолчали. Солнце било слишком ярко, ветер шумел вершинами, дрожали, как от холода, осины. Сидеть было неуютно.
— Ну что, пошли ещё походим? Где-то ж оно есть?
— Только давай не будем всю эту хрень таскать, я тебя умоляю, — сказал Димка. — Тут же нет ни собаки и не будет.
— Ну ладно, — с сомнением отозвался Кирюха. — А если шелковицу найдём?
— Тогда вернёмся.
Кирюха переложил ключи и документы из барсетки в карман, а саму её сунул в пакет. Внезапный шорох шагов раздался за спиной так близко, что у Димки похолодел затылок и погорячело внутри. Они оба одновременно обернулись.
Никого.
В разваленном дворе обшитого зелёными планками дома без крыши что-то шумело. Громко шуршало травой.
— Ёжик? — сказал Кирилл полувопросительно.
— Скорее всего. Пойду гляну, — Димон встал с холодного бетона и полез в чернобыльник, проросший сквозь доски давно упавших ворот.
Кирилл остался сидеть.