— Ну, деньги-то тебе нужны?
— Деньги нужны. — Ивану на секунду стало неуютно, что он так много ест, но его собеседник, заметив колебания, снова защелкал пальцами.
— Ешь, ешь, я могу себе позволить поесть с давним другом.
Официант пришел снова, на этот раз на подносе лежали чебуреки, щедро присыпанные красным перцем.
— У меня ведь немного есть свой интерес… — Полицейский сцепил руки и, продолжая пристально смотреть в глаза, сказал — Ты помнишь галлюцинации?
Чебурек Ивана застыл на полдороге ко рту.
— Галлюцинации. Ты о них тогда очень красочно рассказывал. Другие миры, разговоры с их обитателями, архитектура, машины. Помнишь?
— Ну, допустим. — Иван не мог понять, с чего бы это его собеседника заинтересовала эта тема.
— Наверное, интересно, с чего я интересуюсь? У тебя очень развитые экстрасенсорные способности. Нам нужны такие, как ты.
Он обвел амфитеатр руками. Сидящие там люди перестали говорить и с любопытством смотрели на Ивана. Тысячи пар самых разных глаз смотрели на него. Иван проглотил комок в горле и отодвинул поднос, на котором все еще оставалась еда.
— Мы — закрытое сообщество, изучающее потусторонние миры, и нам нужны люди с такими талантами, как у тебя. — Полицейский внимательно посмотрел на него и вдруг рассмеялся. — Почему ты перестал есть?
Он обернулся к людям и замахал руками:
— Не надо так смотреть, он не может есть![29]
— Он не может есть. — удивленно прокатилось по амфитеатру, и люди резко отвернулись. Они принялись нарочито громко беседовать и звенеть посудой, не переставая украдкой кидать на него взгляды. Иван чувствовал себя все более и более неуютно, однако послушно взял чебурек и принялся жевать.
— Наше общество, как я уже говорил, изучает потусторонние миры. Нам интересны любые воспоминания: увиденные книги, существа, здания, деревья, случайные галлюцинации, а-ля сны-наяву, и полноценные сны. Все данные будут тщательно записываться и зарисовываться, чтобы составить полную картину о мире. И такие люди, как ты, нам бы очень пригодились. Мы обеспечим и одежду, и питание, и любые другие потребности. Так что?
— А я… Могу подумать?
— А не надо думать! — внезапно завелся сторожевой[30] и взмахнул руками так, что поднос с чебуреками перевернулся и украсил стол жирным желтым пятном, — Не надо думать, надо чувствовать! Ум — он может лгать, а сердце, сердце лгать не может, дружище! Думай сердцем, чувствуй, что оно хочет — отвечай да!
Люди, забыв о просьбе, снова смотрели на Ивана. От пристальных взглядов ему стало настолько неуютно, что он привстал из-за стола. По амфитеатру прокатился вздох возмущения.
— Лёг назад! — внезапно рявкнул сторожевой, и тут же извиняюще добавил — Ты же не доел.[31]
И действительно, перед Иваном, как по волшебству, появилось новое блюдо: продолговатые пирожные нежно-лилового цвета.
— Я, пожалуй, пойду.
Изучающе-пытливые взгляды [32] людей действовали ему на нервы.
Иван внезапно понял, что его в них удивляло: среди них не было ни одной женщины. Развалившиеся в ложах люди в лиловых плащах с золотыми украшениями на пальцах и шеях были мужчинами.
— Я пойду… — Страж резко вскочил из-за стола и ударил Ивана так, что он упал обратно на диван.
— Не уйдешь, пока не доешь.
У Ивана похолодело в желудке. Улыбки на лицах посетителей сменились на негодующие злобные маски. Пристальные взгляды стали колючими, как швейные иголки.
— Пусть не смотрят.
— Не смотрите! — Закричал полицейский, — Он не может есть!
Люди снова напустили на себя скучающий вид и отвернулись, но их наблюдающие скользящие взгляды[33] продолжали нервировать Ивана. Он медленно взял с подноса пирожное и поднес ко рту. Несмотря на все то странное и пугающее, что он видел, он превосходно чувствовал вкус. Пирожное взорвалось на его языке смесью из молока, меда и орехов, отчего тревожно и сладко заныли его зубы.[34]
— Итак, ты согласен? — Страж пытливо смотрел на Ивана. — Подумай только, ты не будешь беспокоиться ни о питании, ни об одежде, ни об каких-либо других желаниях. Мы дадим все, что пожелаешь. Про образование, конечно, придется забыть, по крайней мере очное. Но ты ведь и так почти не учишься?
— Не учусь. — Быстро ответил Иван, и мысленно чертыхнулся. "Язык мой — враг мой".
29
Мария Артемьева
Хороший момент. Это приём отстранения. Странность поведения людей и полицейского уже настораживает читателя, работает на сюжет. Молодцом.
32
Мария Артемьева
Лучше определиться, какие они всё-таки — пытливые или изучающие. Одного определения достаточно. Если вообще оно тут нужно.
33
Мария Артемьева
Если навешиваете гирлянды шипящих причастий, то это должно быть ОЧЕНЬ оправдано какой-то художественной задачей. В ином случае это просто невыговариваемая каша во рту.
34
Мария Артемьева
Лишние местоимения загромождают текст. Чьи-то чужие зубы заныть не могли, так что местоимение тут излишне.