Подойдя, пожал им руки и Макс тут же спросил:
— Чего это у тебя с шарами?
— Не знаю, — ответил я, — может, попало что-то.
— Нифига они у тебя красные! — воскликнул Пашка, таращась на меня. — У меня такое, как курну, бывает. Ты того, что ли… Обкурился?
Макс заржал, и я тоже усмехнулся за компанию.
— Ладно, двинули, — сказал Макс и щелчком отбросил окурок в стену, где тот взорвался сотней искр и упал в сугроб, тихо зашипев.
Мы спустились по растрескавшимся ступеням под козырек подвала. В нос тут же ударил острый запах мочи. Пашка достал ключ, неизвестно где и как раздобытый, отпер навесной замок, снял его, убрал в карман куртки и впустил нас внутрь. Зашел следом и прикрыл дверь. Я вдруг вспомнил про фонарик. Сунул руку в карман пуховика и нащупал металлический корпус. Повезло, что отчим не заметил пропажи, но и толку от фонаря с пустой батарейкой — никакого.
— Ты с фонарем? — спросил Макс.
— Забыл, — соврал я.
— Ладно, — отозвался он. — Путь знакомый.
Мы зашагали сквозь тьму, огибая переплетения труб. На этот раз я уже чувствовал себя увереннее, да и света через окна, кажется, проникало чуть больше, словно вчера темнота была какой — то искусственной или, может…
— Темно — пипец! — воскликнул Пашка. — Походу, те окна с краю тоже закрыли.
— Да там батя Семена все время машину свою ставит, — ответил Макс.
Нет, дело было не в свете: я вообще стал видеть как — то иначе. Темнота приобрела сероватый оттенок, а трубы слабо переливались синевой. Я потер глаза, но это не помогло: мир вокруг стал совсем другим, более светлым и насыщенным, словно кто-то искусственно добавил яркости.
— А тут крысы водятся? — спросил я.
— А ты че, крыс боишься? — отозвался Макс и хихикнул. — Я не видал.
— Вряд ли, — сказал Пашка. — У нас тут достаточно чисто, и кошки постоянно по подвалу шастают.
Вскоре мы добрались до каморки. Пашка долго искал в темноте патрон (который я видел отчетливо). Наконец, он крутанул лампочку, и комната озарилась светом. Зрение вернулось в норму.
Как и вчера, мы устроились на скамейках, и Макс, закурив, тут же спросил:
— Сыграем?
— Давай, — отозвался Пашка.
— Я не буду, — ответил я.
— Боишься еще задолжать? — Макс засмеялся. — Как там, кстати, с моей сотней?
— Слушай, Макс… У меня сейчас совсем денег нет, подождешь до понедельника? Мама даст на обед, я тебе отдам сразу.
— Эх, Егорка, что же ты меня так расстраиваешь? — Макс покачал головой.
— Я-то думал — ты человек слова.
Макс, конечно, манипулировал: никакого слова я ему не давал, но спорить не имело смысла.
— Честно, в понедельник отдам, — ответил я. — Ну, правда!
— А тебе че, мамка денег не оставила? — Макс хитро взглянул на меня.
— Так она всегда отчиму оставляет, а он их пропивает. Я уже два дня одной лапшой питаюсь.
— Ладно, черт с тобой. В понедельник так в понедельник.
С плеч словно сняли тяжелую ношу. Хотя бы до понедельника.
Пашка закурил и предложил мне, я не отказался. Пока они играли, я разглядывал пошлые плакаты. Спустя пару партий мне это надоело. Было жарко, в животе урчало, хотелось есть и пить, а от выкуренной сигареты подташнивало. Вскоре, к моему счастью, Макс бросил карты на стол и сказал:
— Ладно, надо мне двигать до Маринки, вы как?
— Да тоже пойдем, — ответил Пашка. — Че тут тереться?
Я радостно кивнул, и мы засобирались. Свет выключили, и ко мне вновь вернулось странное зрение, но руку вдруг схватила страшная боль. Я не сдержал стона.
— Ты че, обосрался там? — спросил Макс и заржал. Пашка тоже хохотнул, а мне было не до смеха, казалось, руку раздирает изнутри что-то твердое и живое.
— Да просто нога затекла, — ответил я, сжав зубы.
— Да, хреново это! — сказал Пашка. — Жесткие мурахи, ага?
— Ага, — подтвердил я.
— Догонишь, короче, — ответил Макс и вышел из каморки. Пашка последовал за ним.
Еще пару минут я боролся с ужасной болью, а потом резко все прошло. Я выпрямился, выбежал из каморки и поспешил догонять парней.
Двигаться по подвалу теперь было легко — я видел каждое препятствие с невероятной четкостью. Вскоре заметил и спины ребят, которые уже были у выхода. Дверь открылась, и яркий свет на секунду ослепил меня. Никто не собирался меня ждать. Ребята вышли, и когда я подбежал к двери, она захлопнулась, и послышался звук запирающегося замка.