⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
— Посмотри мне в глаза.
Димка покорно встретился взглядом с дядей Сашей. Тот кивнул.
— Хорошо. Еще одну ночь пережили.
— Долго еще?
— Еще чуть-чуть.
Еще одной ночи не выдержу. Димка вздрогнул.
Куртка, покрытая росой, не согревала.
— К озеру, значит, ходил?
— Ага.
Потом Димка упал, потому что дядя Саша врезал ему по лицу. На секунду мир стал красным, шум в голове усилился. Рот наполнился горячей кровью.
— Я тебе сколько раз говорил — без меня никуда не ходить?!
Димка молча поднялся.
— Я спрашиваю.
— Много.
— Не слышу!
— Много!
— Так куда ты поперся, сукин сын?
— Умыться.
— Ты сейчас кровью умоешься.
Что-то упало рядом с металлическим звуком. Еще до того, как Димка посмотрел в ту сторону, он понял. Нет, только не это. Я не смогу.
— Не надо…
— Ты предлагал его хоронить?
— Нет… Не…
Димка разревелся.
— Рой яму.
Он убьет меня, понял Димка. Сейчас я вырою яму, а он убьет меня. Сначала Ромку, а теперь меня. Лучше уж Пустые, чем он.
Димка взял лопату. Он ослаб, но нужен один — единственный удар по голове. Это убьет дядю Сашу. И все кончится.
А что потом? Вечером в лесу снова загорятся огоньки, в сумерках начнут тенями бродить Пустые, и они сожрут его. Димка понял, что выхода нет. Со всех сторон плохо. Он бросил лопату, закрыл лицо ладонями.
— Плакса. Девчонка.
Говори, что хочешь. Говори, что хочешь.
Понемногу Димка успокоился. Сел на покрытую листьями землю, обхватив руками ноги. Он пытался вспомнить лицо Ромки, но у него не получалось. Только лицо — с открытым ртом пустого, нестрашного Ромки, которое было очень страшным.
— Жаль, что они не тебя сожрали, а Рому, — услышал Димка.
Жаль, что мы тебе поверили и пошли с тобой, — подумал он. Жаль, что ты убил его. Жаль, что я живой. Но вслух он выдавил из себя лишь короткое:
— Жаль.
Он сейчас под одеялом, подумал Димка. Было холодно.
Мальчик почувствовал на своих плечах руки дяди Саши. Ему захотелось сжаться, исчезнуть, провалиться сквозь землю, только чтоб дядя Саша его не трогал.
— Ну прости, Дим. Прости.
То же он говорил Ромке, когда всадил ему нож в живот. Прости, Ромочка, прости. Пожалуйста, не надо, говорил брат. Димка с силой вытер глаза ладонью.
— Я все понимаю. Но и ты меня пойми. Пожалуйста. Мне хуже, чем тебе. Ночи нелегко даются. Они меня боятся, но мне все труднее их отгонять. Ты их не слышишь, а я слышу. Сашка, говорят, знаешь, говорят, кто тебя защищает? Я их штук сорок убил. Я им не отдам тебя. А ты, дурачок, один по лесу ходишь. И Рома умер что, просто так? Чтобы ты им отдался?
Утро, хотел сказать Димка. Пустые ночью только. Вы сами говорили.
Но промолчал.
— Пойми, Рома стал бы одним из них. И через него Пустые добрались бы до тебя. Ты его любишь, поэтому на все пошел бы, и тогда… Сегодня уже все, уже озеро, сегодня тебя солнышко увидит.
Димка тронул разбитую губу пальцами.
На пальцах осталась кровь.
— Я сорвался, прости. Они на нас сильно давят. Не уходи никуда без меня.
Дядя Саша отошел, взял лопату из рук мальчика. Димка сел к нему спиной, глядя в лес и слушая, как лопата ударяется о землю. Неужели зароет Ромку, как собаку, подумал он, чувствуя, как в груди что-то колет на вдохе. Димка вспомнил, как в школе они столпились в кучу у двери кабинета, где их заперли, когда прозвучала тревога, слушали, что происходит за дверью, вспомнил, как они пахли все вместе. Потом всех одноклассников забрали родители, а за Димкой пришел Ромка. Теперь его нет.
Теперь никого нет. Всех сожрали Пустые. Их глаза видно в темноте.
И только теперь до него дошло: тревога случилась, когда они были в школе. Пустые — не только ночью.
Открытие было простым и очень обидным. Вранье, вечно вранье. Папа в командировке надолго. Завтра придем посмотреть, как ты играешь. Пустые не ходят днем. Солнышко отведет беду.
Одно вранье.
Пусть тогда и меня убьют, решил Димка. Все равно. А дядя Саша пусть зароет меня рядом с Ромкой.
Он провел рукой по темным волосам.
— Дядь Саш.
— Что, Дим?
— А кто тебя защищает?
Димка смотрел в лес, слушая, как лопата ударяется о землю.
Ответа он не дождался.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Днем похолодало еще сильнее. Пошел дождь.
Димка смотрел на небольшой холмик земли, на который падали тяжелые капли. Хотелось расплакаться, но слез не было. По щекам стекал дождь, а Димке было все равно. Он молчал, глядя на могилу Ромки. В голове было пусто, лишь изредка сквозь боль возникали какие-то обрывки мыслей. Иногда в грудь как будто впивались иглы. Димка задерживал дыхание, потом осторожно выдыхал, — тогда иголки в груди кололи не так больно.