Батюшка посмотрел мне в лицо, видимо, прочитал написанное на нём недоумение и продолжил:
— Мы чужаки здесь. Это земли вогулов. Столетиями они поклонялись своим идолам. Лишь в XIV столетии святитель Великопермский Стефан по благословению митрополита Пимена пришёл в эти дремучие леса, неся с собой Слово Христово… Впрочем, вы, должно быть, и без меня это хорошо знаете?… Язычество сгинуло, а бесы, коих местные народы испокон веков почитали за богов, никуда не делись… Здесь они: в лесах этих, земле, снегах, скалах…
— Что-то не могу никак понять, к чему вы клоните, отец Георгий? — спросил я.
— А чего ж тут понимать? — отец Георгий развёл руками, изумляясь моей недогадливости. — Война! Мужиков в селе — раз, два и обчёлся! А женщина — существо слабое, ей без мужской ласки тяжело — вот бесы этим-то и пользуются! А то, что ни одного младенца живого не родилось, так оно известное дело — бесовскому отродью Бог жизни не даст!
«Эк завернул-то батюшка!» — подумал я. Пожалуй, толку от него большого не будет. А жаль.
— А скажите, нет ли в селе какой-нибудь секты? Либо оккультного общества?
— Да господь с вами! — замахал рукой батюшка. Какие в наших краях секты?! Разве что старообрядцы, так те вон, в тридцати верстах отсюда… А уж ни про какие тайные общества здесь и слыхом никто не слыхивал! Говорю вам: бесовщина здесь творится. Вы вот поезжайте на север губернии, там такого насмотритесь! В церквах вроде бы фигура Спасителя над алтарём, а разберёшься — ан она из того дерева вырезана, коему испокон веков тамошние язычники жертвы приносили. Так-то вот!.. А в одном селе, говорят, — отец Георгий перешёл на шёпот, — висят фигуры святых, а вместо ног у них — копыта!
Он перекрестился, я мысленно усмехнулся.
— Бесы, бесы! — убеждённо сказал батюшка. — Предшественник мой, отец Аристарх (упокой Господь его душу!) о чём-то подобном догадывался, через что и сгинул…
— Как — сгинул? — перебил я.
— А вы разве не знали? Пропал по весне. Вышел куда-то из дома уже затемно да и не вернулся.
— И тело не нашли?
— Нет!
— Помилуйте, отец Георгий! — сказал я. — Что ж в этом таинственного? Места у вас дикие, времена нынче голодные, по ночам вон волки воют (сам слышал), а отец Аристарх, как я понимаю, человек уже немолодой был. Всякое могло случится.
— Так-то оно так, но… — батюшка немного замялся. Думается мне, что без Врага рода человеческого тут не обошлось!
— Почему ж вы так думаете?
— Книгой он одной увлёкся. «О мерзостях потаённых мира сего». Не слыхали о такой?
Я покачал головой:
— Что-нибудь нравоучительное?
— Если бы! — воскликнул священник. — Прямо вам скажу: как по мне, так не то что читать — в доме такую книгу держать грех! А уж лицу духовному — и подавно! Я грешным делом пару страниц перевернул — дрянь такая, что прям тьфу! Хоть и называется «О мерзостях…», а написана столь соблазнительно, что прям веет этой… ох, прости, Господи!.. демонолатрией.
— Демонолатрия? — переспросил я, мучительно вспоминая гимназический курс греческого. — Это что ж? Поклонение демонам?
— Оно самое! — кротко кивнул отец Георгий, поднял глаза и молча перекрестился.
— Полагаю я, — добавил он почему-то шёпотом, — что отец Аристарх, подобно Святому Стефану, объявил войну неким силам, с коими совладать не смог. Вера его, может, и крепка была, да тело бренно.
— А где книга? — спросил я.
— В храме. Домой нести, сами понимаете, опасаюсь, а там всё-таки… сами понимаете.
Я немного подумал.
— А что, отец Георгий, если, скажем, я у вас её возьму на время?
— Да хоть совсем забирайте! — замахал руками батюшка. — А ещё лучше — бросьте её в печь! Там ей самое место!
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Из моих записей: «В ночь с 21 на 22 декабря произвели эксгумацию и вскрытие ещё одного тела — 32-летней вдовы М., скончавшейся в конце сентября на седьмом месяце беременности. Вновь слышали звук, похожий на детский плач. Доносился откуда-то с противоположного конца кладбища, ближе к кромке леса. Гроб в таком же скверном состоянии, как и предыдущий, так что едва не развалился во время извлечения (судя по всему, здешний гробовщик и впрямь редкостный скупердяй).
Тело вдовы М. в худшей сохранности, чем тело А., поскольку похороны первой состоялись ещё в теплое время года, что способствовало процессу разложения. Но самым ужасным было увиденное нами после разрезания савана: полностью отсутствует передняя брюшная стенка, нет желудка, печени, матки, одной почки; тонкий и толстый кишечник сохранились частично. Плода нет и в помине. Будто кто-то взял и вычерпал органы, как мякоть из арбуза».