И чуть позже: «Не подаю вида, но почему-то уверен, что, если мы выкопаем тела всех вдов, умерших на поздних сроках беременности, нам предстанет примерно одна и та же картина: дыра в животе и пустое чрево».
И ещё позже: «Втридорога заплатили нашим „осквернителям могил", чтоб вновь похоронили покойниц. За прежнюю цену работать не соглашаются. Говорят, сильно страшно — то волки воют, то мёртвые младенцы плачут».
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Вечером Аркадий, утомлённый разъездами по окрестным деревням, рано ушёл спать. Я же зажёг сразу несколько свечей (керосин велено было беречь) и уселся за изучение принесённой от отца Георгия книги. Полным её название было «Наставление иеромонаха Ксенофонта о мерзостях потаённых мира сего», издана товариществом Сытина в 1886 году.
В другое время я, скорее всего, не обратил бы на неё ни малейшего внимания (труды святых отцов всегда навевали на меня смертельную скуку), но после выданной батюшкой «аннотации» считал своим долгом её хотя бы пролистать. Вряд ли была какая-то связь между ней, пропавшим отцом Аристархом и таинственным мором, убивающим вдов, но… чем, как говорится, чёрт не шутит?
Бегло пролистав несколько страниц, я осознал, что «Наставления»-то, пожалуй, любопытнее, чем можно о них подумать на первый взгляд. Причиной тому были совершенно поразительные литографии, выполненные, как указывалось, с рисунков некоего Кузьмы Ершова. Этот неведомый художник обладал каким-то первобытным талантом: все его творения были в чём-то подобны наскальным рисункам троглодитов — несколько скупых линий, ан вот он, мамонт! Только Ершов рисовал не мамонтов и не пещерных медведей, а тварей столь фантастических и столь безобразных, что впору было заподозрить художника в пристрастии к опиуму. Здесь не было ничего, похожего на традиционных чертей с рогами и копытами: какие-то осьминоги с человеческими лицами, чудовищные черви, полу-женщины-полупауки, а то и вовсе бесформенные создания, висящие среди звёзд.
Я, искренне восхищённый фантазией художника, полюбовался всеми литографиями, попробовал почитать, но быстро осознал, что продираться сквозь витиеватые фразы, написанные церковнославянским почти полтораста лет назад, мне не под силу. Я потушил свечи и лёг.
Долго не спалось — вновь разболелась голова. Полная луна светила в заиндевевшее окно, попискивали, суетясь, мыши под полом, время от времени что-то поскрипывало да покряхтывало.
Я ворочался в постели и размышлял над историей, в которую меня втянул Аркадий. Все эти случаи со вдовами теперь не на шутку меня озадачивали и — не буду скрывать — пугали. Было в них что-то иррационально-зловещее. К тому же из головы не выходило слово, упомянутое отцом Георгием, — «демонолатрия». Да и бегло полистанные «Наставления», особенно, дьявольские литографии, действовали угнетающе. Еще несколько дней назад я бы только посмеялся над любыми упоминаниями бесов, призраков погибших мужей и прочей нечисти: того, кто видел людей, выхаркивающих отравленные хлором лёгкие, возможно ли напугать бабкиными сказками?!.. Но здесь, в глухом селе, где никогда не было ни электрического освещения, ни телефонов, ни парового отопления, многое уже отнюдь не казалось смешным. Может, и прав отец Георгий, и древние демоны этих таёжных земель никуда не делись?
«Чушь!» — подумал я вслух. И тотчас заметил новую тень на белёсом прямоугольнике окна. Клянусь, минуту назад её не было. Кто-то загораживал собой свет Луны. Мерзкие мурашки пробежали по телу. Откуда-то, из каких-то тёмных недр разума вылезла шальная мысль о вдовах, чей прах мы тайно потревожили, и об их нерождённых младенцах, чьи тела таинственно исчезли. Я через силу усмехнулся и начал мысленно подтрунивать над собой. Мертвецы, как бы их ни тревожили, не оживают и не ходят.
Всё же, желая удостовериться, что передо мной — лишь игра лунных лучей на покрытом морозными узорами стекле, я подошёл к окну и приложил к нему ладонь, подержал несколько секунд, а затем отнял. Я закрыл один глаз и прижался лицом к ледяному стеклу. Там, на расстоянии в пять-шесть саженей кто-то стоял.
Я отпрянул от окна, размышляя, как поступить. Конечно, никакой это не призрак, не языческий демон и не оживший мертвец. Но кому могло понадобиться глухой морозной ночью шастать по чужим дворам? Может, один из наших соучастников-гробокопателей? Но что ему в таком случае надо? А, может, кто-то пришёл к доктору за помощью?