⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Мария Малухина
Бейби Блю
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Моя мать всегда говорила, что ключ к душевному спокойствию — соблюдение режима. Тогда она, конечно, имела в виду хороший ужин из отбивной с брокколи («Майки, ты думаешь, твоя мать идиотка? Уронишь еще один брокколи на пол, и никакого пирога!») и крепкий сон к девяти вечера, но сейчас ее философия пришлась как нельзя кстати.
Итак, режим. Вот уже два месяца, день за днем ровно в шесть тридцать (смена в банке заканчивается в шесть, чи-чинг, распишитесь и получите, а потом полчаса по почти пустому шоссе А5 из Бангора в Кейпел Кьюриг, что на окраине заповедника Сноудония) я паркуюсь на пятачке около нашего нового дома. В полтора раза дешевле, чем квартира в Лондоне, и целый двухэтажный домище, да еще и с сохранными балками семнадцатого века. Да уж, нет худа без добра.
День за днем, вот уже два месяца я выбегаю из машины под мелкий моросящий дождь. Вот что бывает, когда переезжаешь из Лондона в самое дождливое место Великобритании. Конечно, от года к году рейтинг немного меняется, но Кейпел Кьюриг всегда где-то в десятке. Дальше — отработанный механизм действий. Открываю входную дверь, разуваюсь… В Лондоне мы никогда не разувались, но тут, в благословенной деревне с населением в двести человек, где всегда идет дождь, а в новом доме такой чудный старый паркет, я всегда оставляю кроссовки у входной двери.
В конце длинного коридора — ванная, она только называется ванной, но никакой ванны там нет, уж я об этом позаботился, только душевая кабина с отличным водонапором. Оттуда через шум душа пробивается музыка. Лори любит Джонни Кэша, и сегодня она подпевает мимо нот: «You’re gonna cry, cry, cry!» О, детка, сколько ты уже наплакала. Но все, что я делаю — все только для тебя. Только для того, чтобы больше не было никаких слез.
Я взлетаю по лестнице на второй этаж. Там, в спальне, я стаскиваю с себя небесно-голубую рубашку с логотипом банка и забрасываю ее под кровать. Потом, ночью, когда Лори уснет, рубашка отправится в одинокий часовой аттракцион верчения в стиральной машине.
Конечно, было бы проще, если бы вся чертова символика и мерчендайз банка Барклиз, в котором я работаю вот уже три года, не были проклятого запретного небесно-голубого цвета. Цвета смерти и отчаяния. Цвета непоправимых ошибок. Цвета побега из жизни, которую так долго строил в Лондоне по кирпичику, в крошечную валлийскую деревню. Но что поделаешь? Мой отец всегда говорил: «Жизнь, Майки, чудовищно несправедлива. Поэтому втяни обратно свои сопли и вертись, вертись, как можешь».
Когда мы уезжали из Лондона — впопыхах, покидав кое-как одежду и утварь в чемоданы, точнее, это я, я лихорадочно собирался, пока Лори временно превратилась из человека в кусок рыдающего мяса, — я позвонил в родной камденский офис Барклиз кадровику Стиву, наврал что-то про семейные обстоятельства у жены и про ее несуществующую больную валлийскую бабушку.
Господь, благослови старину Стива за то, что он, движимый сочувствием, или просто всеанглийской вежливостью, быстро нашел мне местечко в отделении банка в Бангоре. Да, с потерей в должности и небольшой потерей в окладе, но зато как быстро. Ради такого можно и потерпеть всю суматоху с прятаньем фирменных рубашек. Да что рубашки! Так, мелочь в океане ставшего таким опасным небесно-голубого, которым наполнена вся наша жизнь. Бутылки минералки и крышечки от диетических йогуртов, стиральные порошки и классическая тема Виндоуз, джинсы и рубашки, нежные гиацинты и чистое голубое небо, от которого я увез мою Лори в Кейпел Кьюриг, над которым, кажется, никогда не расступаются плотные облака совершенно безопасного серого цвета.
Когда фирменная голубая рубашка надежно запрятана под кровать, я спускаюсь вниз, открываю дверь ванной комнаты, и продираюсь через облака белесого пара, чтобы поцеловать мою Лори.
Так-похудевшую-за-эти-два-меся-ца-что-аж-торчат-ребра Лори.
Такую — любимую-что-я-готов-продать-душу-и-отменить-небесно-голубой-цвет-Лори.
Проклятую-детоубийцу-которая-будет-го-реть-в-аду-Лори.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Это был вторник. Кажется, плохие вещи никогда не случаются по вторникам. Вторник — это хлопья на завтрак и капуччино из Неро по дороге на работу, это толчея в подземке и обычная пестрая сутолока веселого Камдена, это холодное лондонское лето и теплый сэндвич с фалафелем на обед в Прет-а-ман-же. Но в тот день мир слетел со своих привычных рельсов, и когда я вошел в нашу квартиру, счастливый идиот… Лори, Джеки, папа, наконец, дома! — Джеки уже было не спасти.