⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
История полетов к Марсу — картина в черных тонах. За семьдесят лет — более сорока попыток, треть из которых закончилась на околоземной орбите. Вторая треть — немного дальше: не раскрывались солнечные панели, вытекал азот, отказывали двигатели, сбоила связь, ошибалась электроника. Уязвимые и хрупкие космические скорлупки будто специально разрушались назло очередным нашим фантазиям и тщеславным мечтам. И все-таки к началу 2032 года нам удалось забросить на орбиту Марса целых семнадцать автоматических аппаратов. Семь из них еще отзывались на команды Земли, судьбу остальных мы не знали. Тем не менее, наш исследовательский напор не ослаб, и, собравшись с духом, мы отправились к Марсу сами.
Первая в истории освоения планеты пилотируемая миссия состояла из пяти аппаратов: три спутника связи — их разместили по точкам Лагранжа, орбитальная станция и посадочный модуль. Общий экипаж — четыре человека, два на станции, два на высадку. Одна из главных целей — вернуться, оставив на марсианском песке след земного ботинка. Конечно, ветер сотрет его в тот же день, но ведь только буквально.
Кроме этого, мы запланировали обширную исследовательскую программу, привезли огромное количество приборов: детекторы, спектрометры, камеры, фильтры, электромагнитные ловушки, манипуляторы и сияющий ковш. А также два крепких бура, переносной и стационарный, для высверливания твердых пород марсианского камня. Мы хотим узнать все, а это невозможно без проб.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Второго человека на станции зовут Антон.
— Это наш? — спрашивает он, рассматривая изображение зонда. — Индийский или китайский…
Григорий мотает головой — и не американский. Все космические аппараты прошлого, настоящего и ближайшего запланированного будущего он помнит в лицо. Этот — как незнакомый человек: похож на любого и одновременно ни на кого. И он не из их команды.
Чужой зонд гаснет от соприкосновения с марсианской тенью.
Телескоп неторопливо ползет в укрытие.
— А что Земля? — спрашивает Антон.
— Просят уточнить траекторию и провести дополнительные наблюдения.
— Разумно, — соглашается Антон.
Общение с Землей тяготит Григория, он ждет сообщений Центра с нетерпением и одновременно боится их. Последнюю неделю Земля подозрительно неразговорчива.
Огромный спящий Марс висит над ними, как черное пустое небо. Орбитальная ночь — тяжелое время. В невесомости, где нет верха и низа, весь мир, вся Вселенная вращаются лично вокруг тебя. Можно повернуть их любой к себе стороной. Только выбрать сложно. Порой кажется, что на голову падает целая планета, гигантский тяжелый шар. Раздавит или столкнет в бездонный космос, в самую глубокую и враждебную из бездн. Развернешься иначе, и тогда под ногами не окажется вообще ничего. Бездонный черный колодец, над которым прощально рассыпаны звезды. Висеть, будто держась за них. Стремиться к ним, застыв над пугающей пустотой. Чувствовать, как за спиной все ближе и отчетливей дышит смертельным холодом бесконечный космос — опасное и терпеливое ничто.
Григорий ворошит данные бортового компьютера, проверяя и перепроверяя свои знания и память. Но перед глазами стоит тревожное лицо Лизы, его жены, ее слезы, которые она не в силах скрыть, а в ушах, будто эхом, ее несказанные, пропитанные болью слова. Она не может объяснить, нельзя, но он понимает ее точно и чувствует холод — что-то случилось с сыном. Неделю назад, на двести тринадцатый день его полета. Сейчас он должен думать о другом, направлять свои мысли прочь от бесформенных волнений, как учили, как должен. Он ищет данные по космическим аппаратам, и память не врет — ничто из когда-либо построенного на Земле не является тем, что показал телескоп. Ленивый воздух станции сотрясает посторонний звук, заглушает привычное щелканье дозиметра и шипение вентилятора. Он проходит резкой волной по сообщающимся колбам вытянутых помещений. Нервно пищат индикаторы, сипло стонет аварийный будильник. В это время космонавты обязаны спать.