Первые дни я была благодарна Майки за то, что он встал у руля. Я не могла думать, не могла дышать, не могла существовать, так мне было больно. Но все проходит, даже боль. Когда мы в спешке покидали нашу лондонскую квартиру, я совсем забыла о камерах. Вспомнила я о них только после звонка Джули.
Я никогда о ней не слышала. Майки никогда не упоминал ее имени, а оказалось, он провел в приемной семье Джули пять лет до поступления в университет. Она через кого-то нашла мой номер и позвонила потому, что была испугана. Майки, который никогда ей не звонил, который не кинул ни весточки с момента своего переезда в университетский кампус, вдруг заявился на пороге дома Джули и завел разговор, сильно встревоживший пожилую даму.
Майки, нервно закуривая сигарету за сигаретой — дома он никогда не курил, я даже не знала, что он курит в принципе — выспрашивал у Джули, через которую прошло множество приемных детей, как сделать так, чтобы ребенок перестал плакать. Джули попыталась успокоить Майки — испытание младенческими коликами не миновало почти ни одних родителей, это просто нужно было перетерпеть.
Майки не хотел ничего слушать. Он все бормотал, что с мальчиками, которые плачут, всегда случаются плохие вещи, — так говорила его мать. Джули даже хотела вызвать ему скорую — он выглядел как человек на грани нервного срыва, которому срочно необходимо успокоительное. Но Майки ушел так же стремительно, как и пришел.
Майки не отвечал на ее звонки, а на то, чтобы найти мой номер через череду дальних знакомых у Джули ушло три недели. Она позвонила, когда было уже слишком поздно. Впрочем, я ее не виню — она сделала, что могла.
Когда Джули взяла мальчишку в свою приемную семью, она прочла его дело, и ужаснулась. Когда Джули рассказала мне о родителях Майки, ужаснулась я. Там было почти клише из фильма ужасов. Запуганная мать, вымещавшая злобу на маленьком сыне. Агрессивный, психически нестабильный алкоголик-отец, каждый вечер уговаривавший бутылку водки и крушивший все вокруг себя. Такие истории редко хорошо заканчиваются.
Майки плакал, когда его била мать. Плакал, когда мать бил отец. Слыша его плач, отец зверел и начинал избивать и Майка тоже. Мать муштровала Майки, пытаясь научить сдерживать слезы. С маленькими мальчиками, которые плачут, случаются страшные вещи. Она приучала Майки к строгому режиму — к девяти, когда отец возвращался домой, он уже должен был спать. Чтобы не отсвечивать.
Не плакать. Не провоцировать.
В ту ночь Майки не заснул в девять. Ему ужасно захотелось последний кусочек вчерашнего пирога, который стоял в холодильнике. Он прокрался по лестнице вниз. По пути на кухню, он заглянул в родительскую спальню. Там на полу лежала его мать. Ее глаза были широко открыты, а на шее расплывались следы кровоподтеков. Изо рта вывалился ставший чернильным язык. Развалившись на кровати, отец смотрел какое-то комедийное шоу и оглушительно хохотал. В его руке была почти пустая бутылка водки.
Маленький Майки всхлипнул раз, два, а потом разревелся во весь голос. Отец медленно поднялся с кровати.
«Жизнь, Майки, чудовищно несправедлива. Поэтому втяни обратно свои сопли и вертись, вертись, как можешь!»
Разве он его не предупреждал, что ненавидит, когда мальчишки плачут?
Спасли Майки совершенно случайно. Мальчик так и не научился молчать, и пока отец тащил его в ванную, орал, как резаный. Он почти утонул, когда в дом, наконец, ворвались вызванные перепуганными соседями полицейские. Потом были приемные семьи, последней из которых стала семья Джули, назначенные государством психологи, и, вроде бы, прошлое осталось в прошлом.
Милейшая Джули встревоженным голосом порекомендовала мне все-таки поговорить с мужем. Мало ли, старые травмы иногда выстреливают. У меня не хватило сил сказать ей, что травмы уже выстрелили. Я вежливо поблагодарила Джули, и повесила трубку.
Мои худшие опасения оправдались. На записях с видеокамер, которые после этого разговора я, наконец, решилась посмотреть, видно все, что произошло в тот день. Майки заходит в квартиру, проходит в ванную комнату, и через минуту выходит обратно. Он покидает квартиру, а затем заходит обратно всего через пять минут. Как будто в первый раз за день.