На протяжении двух месяцев в Кейпел-Кьюриге я каждый день смотрела в глаза Майки, пытаясь понять. Хладнокровное убийство или временное безумие? Точного ответа у меня нет, но, честно говоря, я склоняюсь в сторону второго. Во всяком случае, мне хочется в это верить. Все это, правда, ничего не значит. Я все равно сделала бы то, что сделала. Любая мать готова убить за своего ребенка. Даже та, у которой был всего четырехмесячный стаж материнства.
Это было просто. Пока Майки убирал из моей жизни все вещи голубого цвета — как будто если вырезать дурацкий цвет можно стереть память о моем мальчике! — и исправно ходил на работу, я не теряла времени даром.
Я вырыла яму. Я рыла ее почти месяц — понемногу каждый день, поэтому яма вышла действительно глубокая. Я присыпала ее землей, но это были излишние меры предосторожности — Майки ее все равно не заметил.
Еще я заказала с «Амазона» штангу, весы и гантели, и тренировалась в нашем саду. Дотащить тело до ямы будет нелегко, но я точно знаю, что справлюсь. Штанга пригодилась и для главного дела — тупая травма затылочной части головы часто летальна. Последующее за ней утопление в ванной с неприятно шипящей на коже бомбочкой из Лаша дает стопроцентную гарантию.
Должна признаться, точного плана у меня поначалу не было. В одну из моих редких вылазок за продуктами, я купила три колокольчика. Конечно, меня привлек цвет ленточек. Я купила их просто назло установленному Майком бойкоту голубого. Но колокольчики заставили меня задуматься, и в голове начала формироваться идея.
Сначала мне никак не удавалось выстроить историю, с колокольчиков начинать было как-то не логично, поэтому в следующую вылазку в город я купила Говарда — ручную серую мышь. Говард был чистым вдохновением, пришедшим ко мне с витрины зоомагазина, мимо которой я проходила.
Поначалу я думала, что вся идиотская мистификация займет гораздо больше времени, но потом Майки сделал мне прекрасный подарок. Правильно говорят, муж и жена — одна сатана. Во всяком случае, думаем мы с ним часто в одном направлении. Когда Майки — как когда-то, с рождением Джеки я, — вдруг купил камеры и утыкал ими весь дом, я не могла поверить своему везению. До ухода в декрет я зарабатывала деньги видео-монтажом и спецэффектами. Ничего особо звездного, но неплохие деньги микро-бюджетные фильмы ужасов мне приносили стабильно.
Соглашусь, особой изобретательностью я не отличаюсь, но работа наложила на меня определенный отпечаток, и что-что, а сюжет третьеразрядного ужастика я могу воспроизвести с закрытыми глазами. А уж сколько таких привидений на дрожащих фидах с камер наблюдения я наклепала за годы работы — не перечесть. Единственной сложностью было взломать трансляцию на телефоне мужа, но пара часов за интернет-мануалами — и дело сделано.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Не боялась ли я, что Майки что-то заметит? Пожалуй, нет. Одержимость, вылезшая на свет Божий из темных детских закоулков его подсознания, и убившая нашего сына, так и не отступила. Утопив Джеки, она принялась за Майка. Маниакальное соблюдение режима и необъяснимый остракизм голубого цвета отнимали все его время и внимание. Бедный Майки не видел дальше собственного носа.
Я не знаю, что меня ждет дальше. Надеюсь, что следующие жильцы этого дома никогда не станут перекапывать сад настолько глубоко, чтобы найти под раскидистой яблоней два скелета — четырехмесячного малыша и тридцатидвухлетнего мужчины. А если их когда-нибудь и найдут, надеюсь, я уже буду далеко, а в моем паспорте будет значиться совсем другое имя.
Есть такая старая поговорка — тот, кому суждено быть повешенным, не утонет. Некоторым же, как показывает жизненный опыт, просто суждено утонуть.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Юлия Саймоназари
Питомцы
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
«Где я?!» — Вера Беляева вскочила с постели, сбросив с себя клейкие щупальца сна. Ужас колол сердце, заставляя его биться быстрее.
Три стеклянные стены, за ними полумрак. Четвертая — из стальных листов, сшитых между собой толстыми сварочными швами. В одном углу кушетка, рядом — маленькая столешница и табурет, прикрученный к полу; в другом — металлический унитаз, отделенный перегородками. Больше в узкой камере ничего не было, даже двери.
— Эй! Кто-нибудь?! — Вера постучала ладонью по стеклу.
За большой прозрачной стеной, через широкий проход, размещалась точно такая же комната из стекла и стали с аскетичным интерьером и холодным светом. На кушетке под одеялом прорисовывались странные очертания — что-то объемное и громоздкое, примерно посередине оно резко обрывалось и становилось плоским и тощим.