Среди рвотных масс она увидела извивающегося красно-желтого гельминта. С криками и плачем Вера вцепилась ногтями в предплечье, где сидел паразит, и стала рвать кожу. Кровь бежала по руке и капала на пол.
Она не замечала боли и продолжала расковыривать рану, охваченная иступленной яростью. Добравшись до червя, Беляева схватила его и потянула. Хрупкое тело, перемазанное кровью, не выдержало натяжения и порвалось. В пальцах Веры осталась половина паразита.
— Фууу! — она бросила его на пол и раздавила ногой.
Дверь в камеру отворилась. На пороге стоял он. Впервые Вера видела мучителя без медицинской маски и хирургической шапочки — ничем не примечательные черты, глубокие рытвины на щеках, скошенный подбородок и сильные залысины. Лицо перечеркнуто гневом.
Он подлетел, замахнулся и влепил Вере пощечину.
Она упала и схватилась за щеку. На губах растекался вкус крови.
— Сука! Никогда! Никогда не трогай моих питомцев! Поняла, тварь?! — он подскочил и навис над ней. — Они мои! Мои! Не твои! Если еще раз… — Он сжал кулаки и резко выдохнул. — Если еще раз такое повторится, будешь лежать пристегнутая к кровати. А питаться будешь через шланги… и в туалет тоже через шланги, — он достал из кармана халата шприц и снял колпачок. — Жаль, Мая с катушек съехала, а то она бы тебе рассказала, как полгода с трубками лежала, — паразитолог схватил Веру за руку и сделал ей укол в плечо. Потом вышел за дверь, но не закрыл ее.
Беляева впервые, со дня заточения, видела дверь в камеру открытой. Из темного проема тянуло холодом и сыростью. По щекам девушки бежали слезы. Надо сделать хоть что-нибудь! Она должна попытаться. Вера привстала… и рухнула обратно. Тело не слушалось, оно потеряло твердость, точно его набили ватой.
Мужчина вернулся, взял Беляеву на руки и вынес из камеры. Он уложил ее на каталку, пристегнул ремнями и повез через тускло освещенный коридор. Гулкое эхо его шага и колес, спотыкающихся о неровную плитку, заполнило вытянутое узкое пространство.
Одурманенная Вера то проваливалась во тьму, то выныривала к слабому свету, цепляясь глазами за кирпичную кладку стен и судорожно соображая, далеко ли он ее увез, сворачивал ли по пути.
Мужчина остановился, открыл массивную дверь и толкнул каталку в широкий проем. В большом помещении Вера увидела одну из двух стеклянных комнат с лужей крови на полу. «Он вскроет меня, как консервную банку, и заберет своих питомцев», — хлестнула мысль, ускоряя ритм сердца.
— Нет, — жалобно пропищала она.
Паразитолог завез Веру в медбокс. Обработал рану на руке, наложил два шва, перевязал и поставил ей капельницу. После задрал Беляевой кофту, смазал правый бок гелем и приложил головку датчика УЗИ аппарата.
— Вот, смотри. Это печень, а тут, — он ткнул пальцем в черно-белый экран, — эхинококк. Пока еще маленький. В этом пузыре зреют личинки. Человек — промежуточный хозяин, он же биологический тупик для этих малюток, — он еще немного полюбовался пузырем в печени, потом отодвинул УЗИ аппарат и подкатил другую этажерку с плоским монитором.
Отстегнул ремни, перевернул Веру на бок, вставил ей в рот эндоскопический загубник и ввел в горло черный шнур с лампочкой и камерой на конце. На экране появилось изображение. Свет опускался в темный склизкий тоннель. На дне камера уперлась в шевелящийся комок красновато-белых червей.
— Аскариды, — радостно сообщил он. — Где-то тут еще были кошачьи двуустки. Маленькие такие. А, вот! Один, и еще один, и еще, — он показывал плохо соображающей Вере гельминтов. — Скоро ко мне приедет колючеголовый червь. Слышала про скребней? Удивительные животные! Вооружены крючьями. Достигнув половой зрелости в кишечнике хозяина, самец оплодотворяет самку и закупоривает ее влагалище цементной секреций, чтобы другие самцы не могли ее покрыть. После, когда яйца сформируются, они вместе с пробкой выходят в кишечник хозяина. Для тебя я достал скребня-великана. Самки этого вида вырастают до 70 сантиметров.
Он говорил и говорил, смакуя подробности из жизни червей скребней и рассматривая взрослых гельминтов, что обвивались вокруг эндоскопического провода. Сонная Вера слушала, но смысл его слов ускользал от нее, хотя ей казалось, что она все понимает.
Налюбовавшись паразитами в желудочно-кишечном тракте, мужчина вынул из Беляевой трубку, и она ощутила ту самую неприятную саднящую боль в горле, с которой проснулась в хлорированной камере. «Значит, это со мной уже было…» —
пролетела размазанная мысль.
— Теперь давай посмотрим, как там наши гонгилонемы, — сказал паразитолог, освещая налобным фонариком ротовую полость Веры. На слизистой виднелись ссадины и зигзагообразные ходы. Справа над верхними зубами, выпуклая кривая линия, уходящая вглубь десны. — Если это самочка, то до четырнадцати сантиметров вырастет, самец вполовину меньше будет. Вот этих отсюда ничем не извести, только хирургическим путем…