В дребезжащем вое она различает слова.
— Подойди, — не просит — требует Первоматерь.
Карта пульсирует, то теряя, то обретая режущую глаза четкость. Голос выплывает из нее, словно клуб зловонного дыма.
Делая шаг, Инга улавливает двадцать пятый кадр, показывающий истинный облик Первоматери — недоступного человеческому разуму паукообразного чудовища, раскинувшего сотни лап, выгнутых под разными углами, по сторонам.
«Всё это — части одной картины», — сказал ей мертвец, и сейчас она понимает, что подразумевалось под этой фразой. Всё это части единого целого, паутины изъеденного порчей мира, который плетет Первоматерь, посылая по нитям импульсы злой энергии.
— Ближе, — приказывает тварь.
Подобные голоса, думает Инга, доносятся с той стороны решетчатых окон дурдома. Или из глубоких темных расселин… Она таращится на Ингу, сквозь Ингу, сканирует, как рентген, анализирует полученные результаты.
Инга подходит ближе и чувствует, как дороги, аллеи, магистрали и мостовые, тошнотворно теплые, обволакивают ее тело. Губы существа темно-оливкового, даже малахитового оттенка расходятся в улыбке, микрорайон как будто рвется на две части, и в образовавшемся провале возникают два бивня. Первоматерь голодна, ей нужно подкрепиться, прежде чем путешествовать дальше.
Реальность подергивается рябью, воздух принимает вид полотна, и в этот миг Инге кажется, что рядом с собой она видит контуры человеческой фигуры. По очертаниям это девушка, вглядывающаяся в нее словно с другой стороны ткани. Будто бы два пространства встали лицом друг к другу, разделенные тряпичной стеной.
Девушка вздрагивает: ей вдруг почудилось, что глаза у вышитой на холсте, съедаемой монстром женщины, живые. Она отходит в центр галереи, чтобы оценить произведение целиком: красочная, шитая многоцветием ниток алентура раскинута по всей длине стены. В мягком свете приглушенных прожекторов образы, запечатленные на полотне, выразительны, колоритны.
Буйство красок и многогранность вытканных изображений поистине ошеломляют! Каждый клочок гобелена содержит отдельные сюжеты, которые хоть и разнятся, но дополняют друг друга, вытекают один из другого, объединенные общей идеей. Однако хитрое сплетение узоров и совокупность образов не вызывают сумятицы — наоборот, взгляд явственно различает каждый рисунок, каждый завиток какой-либо сцены, будь то сиделка, убивающая стариков, или уродцы, выскакивающие из горящих хижин. Если двигаться вдоль полотна с самого начала и до конца, создается впечатление, что стилизованные фрагменты и персонажи живут своей жизнью, нескончаемо повторяя ту страшную ночь, нитями соединившую их вместе раз и навсегда.
На табличке выведено название: «Пришествие Первоматери». Автор неизвестен.
Кем бы он ни был — безумец или гений, а может, то и другое вместе, — творение вышло достойным. Оценив изделие, девушка уходит, и Пермский музей современного искусства завершает на сегодня работу.
Радио в зале с гобеленом все еще включено, музыка уступает место ежечасным новостям: изуверские культы, невинно осужденные, продажа органов и истребление бездомных животных. На поверхность Камы выплывает гигантское лицо.
Коротков наполнил чашку кипятком, бросил туда пакетик чая… Он вспомнил вчерашнюю беседу: девочку в черном свитере и голубых джинсах с белым мишкой в руках. Одна и та же сцена терзала память. То, с каким растерянным детским лицом Лиза Хохлова теребила игрушку и плакала:
— Папа, ну, папа! Ну, ответь, пожалуйста! Мне страшно без тебя!
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀