Из квартиры он выходил только раз. В магазин. Рано утром обнаружил, что в холодильнике пусто, и не вспомнил, когда в последний раз ел. На бетонных ступенях лестницы, рядом с одной из квартир сидела хозяйка в неизменном грязном халате. Полоскала в ведре половую тряпку. Сергей не понял, заметила ли его женщина. От нее несло спиртным за несколько метров. Лица не было видно за спутанными седыми патлами. Она тихо бубнила что-то себе под нос.
— Вот, убралась я, — сопела она, отжимая в ведро грязно-розовую мыльную воду. — Напачкала Любка, как всегда. Ох, ненасытная девка, не успокоится никак. Горит у нее там внутри. Всегда такой была, сколько помню. Мужики ее любят, чего уж там. Все они одинаковые, кобели. Помани его — слюнями изойдет, башку себе расшибет, лишь бы к бабе пристроиться. Были тут одни деловые, в костюмах. Узнали про Любку, если ноги унесли. Стали тут алкашей селить, рвань всякую, да приблуду. Их-то не жалко. Да и жилплощадь всегда есть. А я тут начальница, значит. Любка меня не трогает. Любит меня, хе-хе…
Через несколько ночей это случилось. Сергей заранее знал, что сегодня произойдет что-то особенное. Когда за окном только-только сгустились зимние сумерки, он занял привычную позицию возле двери, вдавил лицо в провонявшую плесенью обивку, не моргая уставился в глазок. Около часа не происходило ничего. Стояла почти полная тишина, даже привычный городской шум снаружи не был слышен. Казалось, весь мир замер в ожидании. Потом началось. Дрожь и вибрации пробивали насквозь. Лестница пришла в движение, сновали туда-сюда переделанные уродцы, красовались друг перед другом, хвастались телесными дефектами, ранами и увечьями. Иногда бросались один на одного: то ли дрались, то ли спаривались, катились по ступеням и по стенам, рвали друг другу кожу и мышцы, ломали кости. Наконец, в переплетении тел появилось совершенство. Она. Рабы покорно расступились. Сергей ахнул от восхищения, в глазах потемнело, ноги подкосились, набухший кровью, каменный член до боли вжался в обивку двери. До этого он видел ее лишь мельком, но сейчас она предстала во всей красе. Медленно поворачивалась из стороны в сторону, чтобы ему было лучше видно. Это значило только одно: сегодня его черед.
Сергей плакал и смеялся от переполнявших его чувств. Дрожащими руками он открыл дверь и шагнул в холод подъезда, навстречу своей единственной любви. Пространство вокруг пришло в движение. Клетка, лестница, стены и потолок, — все здесь было облеплено слоями изувеченной человеческой плоти. Ее возлюбленные, рабы, слуги. Ее семья и ее гарем. Все приветствовали нового брата. Улыбка на ее лице стала хитрой, лукавой. Сергей заподозрил что-то неладное. На этаже открылась еще одна дверь. Шаркая рваными шлепанцами, показался голый по пояс лысоватый мужик. Волосатый живот нависал над ремнем мешковатых брюк, которые заметно надулись в паху. Мужик, пуская слюни, не сводил глаз с женщины. Сергей готов был убить его только за этот взгляд, который осквернял совершенство. Он все понял: ей нужен был только лучший. Он должен доказать ей свою любовь. Немедля ни секунды, он бросился на соперника, заехал ему в нос сильным, хлестким, как удар плети, боковым ударом. Мужик вскрикнул и пошатнулся, но не отвел от нее глаза. Сергей яростно завыл и вцепился ему в лицо, лбом ударил в разбитый уже нос. Хрустнуло. Он слизнул с губ побежавшую горячую влагу. Вдавил большие пальцы сопернику в глазницы, лишь бы прекратить этот оскорбительный, богохульный взгляд. Навалился на него грудой сильного, голого, возбужденного мяса. Повалил на пол, до изнеможения бил затылком в твердый холодный бетон.
— Моя, — цедил он сквозь зубы, — моя, моя, моя очередь…
Слишком долго он ждал. Когда тело под ним перестало вздрагивать, его оттолкнули. Уродцы потащили труп куда-то вниз, в воздухе разрывая его на части. Сергей же остался один на один с ней.
ОНА показала ему все. Все, на что была способна. Все, чего он хотел и о чем даже не подозревал. Рядом с ней он видел другие миры и вселенные. ОНА открыла для него свой рай и ад, царство красоты и уродства, боли и удовольствия. Где прекрасные поднебесные луга красны от крови, где предаются любви и уродуют плоть. Мужчины, женщины, гермафродиты и невиданные существа, описать которые невозможно. Человеческое воображение и язык на это неспособны. Миллионы тел в едином движении.
— Все вы, мужчины, одинаковые, — приговаривала ОНА, вонзая в него руки, отдирая мясо от костей. — Все вы одинаковые. Ничего-ничего, ш-ш-ш, я сделаю тебя другим. Неодинаковым. Непохожим. Потерпи. Хорошо тебе, мой ласковый? А? Хорошо? Мой? Ты мой?