Рабочий день прошел так, как он и предполагал. И хотя реальных доказательств не было, насмешливое сочувствие мерещилось ему на лице каждого, кто заглядывал в кабинет. Рекламная кампания должна была стартовать в конце недели, а потому дверь в «логово» Кирилла, стол которого то и дело сбрасывал скользящие кипы документов и макетов на пол, будто протестуя против царящего на нем беспорядка, открывалась едва ли не каждую минуту. Мерещилось, что коллеги выстроились под дверью и сменяют друг друга лишь для того, чтобы своими глазами увидеть, ужаснуться, покачать головой, а потом сбежать в курилку, хрюкая от смеха и кивая тем, кто еще ожидал своей очереди на бесплатное шоу. Кирилл чувствовал себя, словно выкрашенный от ветрянки зеленкой школьник в общем душе. Смущался, краснел еще больше и даже начал заикаться, чего с ним не случалось уже давно. Работать было невозможно.
Чтобы хоть как-то скрасить отвратительный день, он написал докладную на бухгалтера, раздражавшего его и своим видом, и привычкой скреплять документы степлером. Это подняло настроение, но только до тех пор, пока он не оказался перед зеркалом в ванной, где и застыл, с омерзением разглядывая собственное лицо.
Найденные днем в сумочке секретарши таблетки не помогли: лоб стал вишнево-багряным, а кожа начала слезать, тонкими лохмотьями прилипая к потным пальцам. Еще больше уродуя голову, над бровями вздулись две опухоли — твердые, точно набитые шишки. Ситуация отдавала чертовщиной, но Кирилл не думал об этом. Он считал себя человеком рациональным: он просыпался, пил кофе в кафе на углу, читал новости и строил карьеру в мире логичном и строгом, как график роста продаж. Так было последние пять лет, и повышение до главы отдела маркетинга, на которое недавно намекнуло руководство, вписывалось в этот мир как нельзя лучше.
Жизнь обещала отличный шанс, и Кирилл не был готов менять что-то из-за пошлой аллергии, в появлении которой он обвинял жену.
Вина ее не вызывала сомнений: увлеченная греческой культурой Марго уже не один месяц изводила мужа благовониями и мерзким привкусом необычных специй. Но, если к специям Кирилл, в конце концов, привык, то миртовые листья, которые Марго жгла в спальне, доводили его до бешенства.
Проклятый дым, вьющийся над старой глиняной курильницей, похожей на обкусанный фаллос, плохо влиял на его мозги. От него болела голова и снились странные сны, после которых хотелось пить, кожа горела, будто настеганная крапивой, а член стоял так, что вернуть его в нормальное состояние не удавалось порой по нескольку часов. Дошло до того, что по вечерам, когда Кирилл выходил на балкон проветриться, ему мерещилось нечто огромное и кошмарное в тени росших на участке миртов.
Он устроил жене скандал, и она спрятала вонючие листья вместе с курильницей. Однако запахом пропитался весь дом, и неделю спустя Кирилл еще ощущал привкус горчащей зелени в каждом блюде, которым его кормила Марго. Возможно, она и вправду добавляла мирт или что-то подобное в еду, но добил его теперь бурито с его едким соусом, выжигавшим горло. И даже литры выпитой Кириллом воды не помогли. Зуд не исчез. Напротив, растекся по всему телу, чтобы затем перебраться на лоб и превратить его черт знает во что.
Кирилл скривился, представляя, как накажет жену. Почему она не билась в истерике при виде его лица, он не думал, не считая нужным копаться в душевном мире Марго. У нее было красивое тело, в меру дорогие запросы и доставало ума, чтобы не лезть к нему по вечерам с болтовней — этого, на его взгляд, вполне хватало.
Расчесывая зудящий лоб, он спустился в гостиную.
— Ты меня отравила.
Марго подняла взгляд от журнала, и кончик карандаша проткнул дырку в вопросе номер шесть теста на супружескую совместимость.
— Господи!
— Не угадала. Твой муж, ставший посмешищем. Знаешь, что за это будет?
Она знала. Знала с того злосчастного дня, когда сказала «да» в душном зале городского ЗАГСа среди приторных улыбок и пыльных цветов, способных перестоять не только ежедневную череду молодоженов, но даже египетские пирамиды. Марго знала и не спорила — она вообще редко имела свое мнение, и эта черта, по мнению Кирилла, была ее главным достоинством. Впрочем, ему не нравилось думать, что покорность жены куплена за платья и дорогие побрякушки. Мысль о любви доверчивой Золушки была приятнее, и, доставая из прикроватной тумбочки наручники и кожаную плеть, он почти искренне верил, что Марго мечтала именно о такой супружеской жизни.