⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Кровь скапливалась на краю стола и стекала вниз — тонкой густой струей, похожей на вишневый сироп. Но Кирилла никогда не тошнило при виде «сиропа».
Кирилл стоял на пороге кухни и думал: успеет ли он добежать до унитаза или же испачкает пол, который Марго утром натерла так, что глянцевые плитки кафеля напоминали зеркала. А еще он видел нож в руке жены — уродливое кривое лезвие в багряных кляксах. Нож поднялся над столом и рухнул вниз, рассекая хрустящие связки.
Голова упала в раковину.
— Открой окно, здесь воняет.
— Думаешь, твои потроха пахнут лучше? — Марго рассмеялась, складывая куски блестящего мяса в кастрюлю. — Все мы пахнем дерьмом, дорогой, беда в том, что некоторые пахнут им не только изнутри. Ты пойдешь к врачу?
Кирилл двинулся вдоль стола, пряча глаза от того, что еще полчаса назад было козлом и паслось на заднем дворе.
— Я же запретил делать это в доме!
Марго пожала плечами.
— Здесь удобнее, и я не хочу пугать соседей. Им и так не нравится, как пахнут мои деревья. Так ты идешь к врачу, дорогой?
Глотнув воды, Кирилл облил подбородок. Ему придется идти к врачу, пусть даже мысль об этом вызывала дрожь. То, что он увидел утром в зеркале, уже нельзя было назвать лбом: синюшно-багряная опухоль за ночь увеличилась втрое, кожа треснула, оставив клочья на испачканной кровью подушке, а в разрывах виднелось что-то влажное и склизкое цвета сырой говядины. Кирилл долго колебался, напоминая себе о горящих сроках и повышении, но приступы головной боли, от которых он едва не терял сознание, напугали его настолько, что он сделал то, чего не позволил бы себе, даже находясь при смерти: взял больничный на сутки за три дня до запуска рекламной кампании.
— Я смотрю, ты совсем перестала меня слушаться. Придется вечером снова учить тебя хорошим манерам.
— Но ведь я приготовила тебе завтрак!
Кирилл посмотрел в тарелку. Среди изумрудных листьев салата лежали глаза мертвого козла, голова которого все еще валялась в раковине, цепляясь рогами за вентили смесителя. Кирилл замер. Тошнота сжала желудок и разлилась горечью по языку. Кухня поплыла в сторону, сверкая, словно зеркальный шар, солнечными зайчиками кафеля и бликами на лезвиях ножей, висящих над разделочным столом. Она вращалась, расплывалась, и только козьи глаза — скользкие студни под тонкой прозрачной оболочкой — смотрели на него с белого фарфора. Живые и злобные, с черной полосой отвратительного узкого зрачка.
— Что это? — горло булькнуло, точно полупустая грелка.
— Где? Глазунья. С тостами, как ты любишь.
Кирилл моргнул. На тарелке лежала яичница. Никаких глаз. Аппетит пропал, хотя, подумав, Кирилл все-таки забрал салат.
— Убери эту мерзость. Я не хочу, чтобы на кухне воняло, и валялись потроха. Я здесь ем, — он отправил хрустящую зелень в рот и задвигал челюстями.
Все еще счищая с зубов налипший салат, Кирилл шел к автомобилю, когда громкое блеяние за спиной заставило его дернуться и прикусить язык. Он обернулся. Козы стояли в загоне и смотрели на него — полтора десятка вечно голодных тварей, будивших его по утрам и вонявших на весь участок. Кирилл не понимал, почему Марго держит коз, когда может купить мясо в магазине. Причуда молодой жены выглядела забавой или шуткой, которой она — тогда еще невеста — проверяла будущего супруга, сверяя его реакцию с каким-то своим внутренним списком. Кириллу казалось, у нее и вправду есть такой список — воображаемый листок или каменная плита с двумя десятками правильных ответов, которые должен давать идеальный мужчина на вопросы о детях, работе, вкусах. И о козах.
Он не воспринял слова Марго всерьез, как делал всегда, разговаривая с женщинами. Они смеялись, пробуя «Кастелло дель Поджио» на полутемной летней террасе ресторана, и длинные сережки в ушах Маргариты сверками каплями росы. Они шутили и ели карпаччо и тальятелле с лангустинами и соусом песто. А через неделю после свадьбы на заднем дворе его загородного дома появились мирты, загон и двадцать пять козлов, способных свести с ума своими мерзкими голосами и вонью.
«Я не могу без деревьев и люблю козлятину, — со слезами оправдывалась Марго, хватая его за руки и прижимаясь головой к груди. — Тебе тоже понравится».