В глазах у Монаха отразилось изумление, но он отвернулся от Милли и как ни в чем не бывало сказал:
– Привет Поршии и ребятам, ладно? Еще передай, что я жду не дождусь встречи. – Он послушал ответ. – Ну конечно.
Не прекращая разговора, Монах зашагал прочь через вестибюль к сувенирной лавке.
Милли поборола желание дать ему коленом под зад, развернулась и быстро-быстро пошла к Западному корпусу. Насколько она поняла Монаха, тот конец перехода никто не сторожил. То есть пока не сторожил. Вдруг этажом выше кто-то уже мчится в ту сторону?
На углу за лавкой Милли повернула на лестницу. Монах поспешил за ней. Он был еще у кафе, но быстро приближался и снова разговаривал по телефону.
Милли побежала вверх по лестнице, но отпрянула от двери в конце пролета. За вестибюлем просматривался Восточный корпус, и Милли увидела, что в ее сторону кто-то несется. Этот кто-то был еще далеко. Милли шмыгнула в зал на верху лестницы и, не в силах сдвинуться с места, замерла перед «Белой девушкой» Джеймса Уистлера.
– Господи! – выпалила Милли.
Девушка в длинном белом платье, стоявшая на волчьей шкуре, была изображена в полный рост. Длина холста немного не дотягивала до семи футов. За спиной у девушки белые шторы, пронизанные светом, под волчьей шкурой восточный ковер. Глаза девушки, темные брови, каштановые волосы, алые губы выделялись среди оттенков белого, поразительно богатых на нюансы. Но остановила бегущую Милли и полностью завладела ее вниманием умиротворенность девушки. Не наигранная умиротворенность, а спокойная поза.
Невозмутимость. Эта девушка невозмутима. Она не убегает неизвестно от кого. Она держится с достоинством.
У нее все получится. Из выреза блузки Милли вытащила жучок-трекер. После разговора с Соджи она отключила микрофон, но сейчас подняла панель и перевела устройство в полнофункциональный режим.
У входа в следующий зал стояла смотрительница, но она наблюдала не за Милли, а за группой детей. Милли отвернулась и непринужденно проговорила:
– Ребята, за мной хвост. Если это не вы, то давайте тащите сюда свои задницы. Я буду в Западном корпусе Национальной галереи, на первом этаже, но собираюсь ходить из зала в зал.
Милли засунула жучок обратно в бюстгальтер, сняла шарф с головы и повязала на шею наподобие галстука. Еще раз взглянула на «Белую девушку», набираясь смелости. «Поделись со мной невозмутимостью, прошу тебя!»
Из восточного фойе за верхней площадкой лестницы послышались шаги, и Милли поспешила в следующий зал, где висело пять картин Уинслоу Хомера[19]. Перед каждой Милли резко оборачивалась. «Успокойся, – велела она себе, – эта просто зал такой». И пошла дальше, стараясь не смотреть по сторонам.
Во многих залах было по несколько дверей, отчего этаж напоминал лабиринт. Милли двигалась к центру корпуса и задержалась в зале номер пятьдесят шесть перед шестифутовым портретом Наполеона в кабинете. В этом зале было четыре двери и двое смотрителей. Милли подумала, что пора остановиться, мол, пусть преследователи ее найдут, но Наполеон смотрел чересчур пристально. Милли обогнула скамью в центре зала и принялась разглядывать «Портрет дамы» кисти Виже-Лебрён – портрет женщины, написанный женщиной. В отличие от «Белой девушки» эта дама не дышала спокойствием, видимо понимая, что ее ждет. На Милли она смотрела как на подругу по несчастью. Милли казалось, что Наполеон критически огладывает и оценивает ее, а эта дама – нет. Сыграла роль и высота «Портрета дамы», лишь три с половиной фута, – он не возвышался над Милли, как портрет императора.
Милли подошла ближе и прочла надпись на карточке: «…после революции едва не попала на гильотину. В 1789 году была вынуждена тайком бежать из Парижа».
«Вот что у нас общего! Тебя тоже преследовали! – Милли облизала губы. – И ты выжила!»
Рядом с «Портретом дамы» висела картина той же художницы – две женщины сидели рядом, к одной льнули мальчики. Милли прочла надпись на карточке: «Маркиза де Пезе и маркиза де Руже с сыновьями». Все четверо смотрели на Милли с симпатией, даже малыш, положивший голову на колени матери.
«Сообщники у меня всюду, – подумала Милли и тихонько засмеялась. Смотрительница зыркнула на нее, а Милли ответила улыбкой и посмотрела вверх на камеру слежения. – И не только на картинах».
Вспомнился прыжок в подземном вестибюле. Тогда ее снимала камера? Если да, то записи просматриваются? Милли покачала головой. Сейчас важнее было другое – разыскивая ее, преследователи прошли мимо множества камер. Милли очень удивится, если АНБ не получит доступ к материалам с них.
19