Пока Его Величеству вправляли лодыжку, Рик послушно сидел на стуле Тризнова и разглядывал градусники, увесистый рентген-прибор на подставке, стетоскоп и другие интересные вещи. Он попробовал взять пинцет, но Тризнов тут же пообещал ампутировать ему руки. После чего мальчик просто молча таращился на врача, боясь пошевелиться.
Нат тем временем размышлял, куда поставить клетку. Мысленный взгляд остановился на дальнем углу у шкафа с костюмами.
- Рик, распорядись, чтобы в мои покои принесли ещё один стол… небольшой, для клетки с короной.
Мальчик с готовностью вскочил.
- Да, Ваше Величество! Я мигом!
Он широким, нетерпеливым шагом направился к двери.
- Спокойнее, - окликнул Нат. – Помнишь?
- Обещаю, - заверил Рик, обернувшись у порога, и, выйдя, столкнулся с долговязым рыжеволосым мужчиной во врачебном халате.
- Осторожней, - тот добродушно взъерошил мальчику волосы. – Добрый день, Ваше Величество. Слышал, он теперь ваш паж?
Рик поспешно убежал.
- Пойдёт в свите, - улыбнулся король.
- Серьёзно, - обеспокоился медик. – Не рано ему?
- В его послужном списке не хватает убитого короля, - заметил Тризнов. – Надо исправить этот недочёт, - он взглянул на Ната и посерьёзнел. – Может, сегодня сделаем рокировку? Печенькины останутся во дворце, а мне выпадет честь возвращать ваш хладный труп с прогулки?
- Не надо нас с братом так низко ставить, - оскорбился медик. – Если надо – пусть Рик идёт.
Он направился в подсобку.
- А мальчик-то к вам привязался, - заметил Тризнов, фиксируя ногу короля эластичным бинтом.
- И я чувствую к нему нечто похожее, - признался Нат. – По правде говоря, я рад, что он меня отравил. Иначе бы не стали так близко общаться.
- Травма с приятными последствиями? – Усмехнулся врач. – Нечасто такое бывает. Может, не так уж вы и неудачливы.
- Не так уж? – Монарх скептически взглянул на собеседника. – Я тут сижу со сломанной рукой и вывихнутой лодыжкой, а в планах посещение города!
- Когда это вас останавливало…
- Но ощущения неприятные. Пойду в покои, корону должны принести.
О поимке недоразумения на лапках врачу в красках расписал Рик. Тризнов помог пациенту подняться и вызвался проводить – самому было интересно взглянуть на вещь, в своё время доставившую кучу хлопот.
Они услышали писк и шебуршание прежде, чем вошли в покои. Посреди комнаты стоял одноногий белый столик, на который поместили клетку с короной. Клетка была сварена ровно, но смотрелась страшновато на фоне светлой комнаты. Механик не озаботился внешним видом своего изделия, взяв простые железные прутья, но зато можно было с уверенностью сказать, что пленница уже никуда не сбежит. Имелась в клетке и дверца – достаточно большая, чтобы можно было вынуть корону, но с крепким замком. Вверху конструкции было кольцо. Сам Крузенштерн и Рик стояли у столика и наблюдали, как пленница яростно грызёт прутья.
- Зубки-то сточишь, - покачал головой Крузенштерн и взглянул на короля. – Готово. Нужно ли что-то ещё?
- Передвиньте столик туда, в угол, - распорядился Нат. – И всё, ты можешь идти.
После того, как пожелание Его Величества было удовлетворено, а Тризнов рассмотрел корону, все, кроме Рика, покинули покои. Врач напоследок пообещал прислать костыль, если монарх не передумает отправиться в город.
Паж подтащил стул к столу с короной и взобрался на сидение.
- Как вы думаете, чем она может питаться?
- Вероятно, травой, раз бесчинствовала в парке, - пожал плечами Нат, сидя на кровати и тоже наблюдая, как существо мечется по клетке и грызёт прутья. Снова мелькнул в голове вопрос: где существо могло пропадать целых четыре года? – Если рот ей нужен не только чтобы говорить и кусаться. Такую вещь надо изучать.
Мальчик осторожно тронул пальцем лапку, вцепившуюся в прут. Корона обернулась и склонилась набок, внимательно глядя на него.
- Кажется, ты ей тоже интересен.
- Ну что, будем дружить? – Предложил Рик существу. – Есть хочешь? – И даже жестом показал, как будто что-то кладёт себе в рот. – Ам-ам хочешь?
Корона что-то проворчала. А Нат смотрел на неё и уже не видел. Перед глазами вновь живо предстал тот момент, когда выяснилось, что вещь живая.
Если бы короля Цароса спросили о том, что оставило в душе самые болезненные воспоминания, он, не задумываясь, ответил бы: день коронации.