Когда Нат наконец вышел из кабинета – подавленный, разбитый – его ждали. Перед ним склонились министры, церемониймейстер и несколько слуг. Подошла Эрменгарда. За окнами совсем стемнело; гремел далёкий гром, возвещая о скорой непогоде. В коридоре горели лампы, и под ногами застыли тени. Они казались посланниками смерти, которые пришли за душой кронпринца.
- Ваше Величество.
Обращение заставило вздрогнуть, но слёз уже не осталось. Слуги почтительно приблизились, держа мантию. Нат закрыл глаза и решительно шагнул вперёд. Молча принял и тяжесть, опустившуюся на плечи – тяжесть не мантии, но всего королевства. А потом, перебирая костылями и здоровой ногой, зашагал в сторону тронного зала, где должна была пройти коронация. За ним потянулись остальные; по пути к процессии присоединились гвардейцы.
- Не знаю, слышишь ли ты меня, - прошептал Нат. – Но я клянусь, что сделаю страну счастливой. Лучше я отдам твоё счастье Царосу. Я обойдусь.
Лёгкий ветерок скользнул через неплотно прикрытое окно и взъерошил его волосы. Принц чуть остановился и смахнул выступившие на глазах слёзы.
Потом было торжество, пролетавшее чередой смутных образов. Нат часто присутствовал на репетициях брата, и знал, что нужно делать. Он пару раз оступился – но это из-за обычной своей неуклюжести – но в целом всё шло хорошо. Монарх пытался подавить свою боль, утешая себя мыслями о том, как сейчас хорошо брату в мире мёртвых. Там всем было хорошо. Людям при переходе давалась магия, и они могли устраивать свою послежизнь, как хотели. Потом он представил, как он сам перейдёт, и они, наконец, встретятся. Брат будет журить Ната за истерику у его смертного одра. А король просто обнимет его с радостным чувством, что их больше ничто не разлучит.
От этих мыслей стало легче. И монарх смело шагнул на балкон, чтобы держать речь перед своими подданными.
- Граждане Цароса, - начал говорить Нат в микрофон. Его голос, усиленный громкоговорителями, разносился по площади у дворца, где собрались жители столицы и приезжие. – В этот день нас постигла тяжёлая утрата.
Он видел, как внизу кто-то плакал. Некоторые переговаривались, качая головами.
- Погиб всеми нами любимый кронпринц Амари Царосский от руки злоумышленника. Когда негодяя найдут, он получит свою кару. А я, волею Праматери, ваш король Натрияхлоридий I, принимаю из рук моего безвременно ушедшего брата Царос…
Сверху раздался громкий, полный ужаса визг! Корона соскочила с головы монарха и бросилась прочь, держась частью внезапно отросших конечностей за макушку.
- Казнить того, кто за это ответственен, - безразлично бросила Эрменгарда через плечо, поворачиваясь к подбежавшему священнику. Тот протянул ей открытый ларец с новой короной. – Так и знала, что понадобится.
- Простите, королева, но это должен решить правящий монарх, - ответил капитан гвардии, стоящий рядом.
Нат растерянно проследил взглядом за взбесившейся вещью. А на площади разразилась паника!
На голову опустился тяжёлый обод; король взял себя в руки.
- Спокойствие!
Внизу стража пыталась угомонить людей. Постепенно увещевания монарха и тычки латников возымели своё действие, но собравшиеся зароптали. Они явно решили, что сбежавшая корона была нехорошим знаком. Ошибка изготовившего столь важный предмет мастера стала фатальной.
- Я знаю, о чём вы сейчас подумали, - эхом разносился голос Ната. – Но это лишь следствие халатности мастера. Надеюсь, никто не пострадал?
Внизу что-то проворчали.
- Я понимаю, вы возлагали большие надежды на моего брата. Это для всех нас невосполнимая потеря. И вы, может быть, считаете, что такой неудачник, как я, только погубит страну.
Люди загомонили; Нат выдержал паузу.
- Но вспомните хотя бы простую мудрость: «не везёт в личной жизни – повезёт в работе». Я знаю, что такое быть королём, знаю, как важно заботиться о народе. Не буду сейчас много об этом говорить, я докажу свою состоятельность действиями. И я обещаю здесь, перед вами и перед Амари, что при мне не повторится кровавый режим Филиппа I!
Грянул гром; молния рассекла небо. Налетел ветер, и полил холодный, колючий дождь. Всё пошло наперекосяк, как и всегда. Но сейчас, когда люди стали особенно суеверны, любое проявление неудачи считалось чуть ли не карой Праматери. Царосцы расходились в тревожном и подавленном состоянии. Они уже не верили, что жизнь наладится.
- Из газовой печи да в кислоту, - вздыхали старики. – Не кровавый режим, так развал. Погубит страну король, ох, погубит. За что же Праматерь шлёт нам такие испытания?