в финансовую яму много. Если закон о доплатах до МРОТ не профинансирован, а необходимость доплат работникам до минимума возлагается на внутренние резервы больницы, которых нет, больница в финансовой яме. Если врач в отделении один и на период трудового отпуска ему замены нет, отделение на период отпуска закрывается, и план на пролеченных больных нужно выполнить за 10,5 месяца. А если врач уехал на очередную учебу, то план должен быть выполнен за 9,5 месяца…
Мировой финансовый кризис все упростил. Например, наш Департамент здравоохранения вынужден просто объявить, что снижен муниципальный заказ, и в больницах летят койки, штаты, персонал, зарплата без всякого объяснения причин.
В здравоохранении на сокращенных койках устроена погоня за количеством, и на этом фоне заявления руководителей государства о необходимости повышения качества медицинского обслуживания кажутся полным бредом. В здравоохранении должна быть профилактическая направленность. Но как это выражается в системе ОМС? Врач работает, получая зарплату по объемам. Принцип: “сколько принял — столько получил, но не выше нормы, установленной муниципальным заказом”. Поэтому в системе ОМС врач заинтересован в росте заболеваемости. Какая профилактика?..
Государство сажает все здравоохранение на объемы, которые само же и определяет, и тут же следуют фарисейские утверждения, что эти объемы чрезмерны, что нужно искать пути для их уменьшения, т. е. для дальнейшего сокращения коечной сети и разгона узких специалистов и персонала. Один из предлагаемых путей — организация во всех больницах приемно-диагностических отделений, где поступившие больные в течение 6-12 часов (?!) проходят полное обследование, по итогам которого будет приниматься решение о тактике дальнейшего лечения. Проблема в том, что диагностические койки не финансируются ни ОМС, ни бюджетом, они вообще висят в воздухе. Мысль обслужить 30–40 % пациентов за счет внутренних резервов больницы, которых нет, очень здравая.
Существует мнение, что система ОМС, спасла отечественное здравоохранение в 90-е годы. Чушь! Отечественное здравоохранение спасли кадры. И даже сейчас, если где-то что-то в муниципальном здравоохранении (а особенно на периферии) еще работает, то это работает не система ОМС, это дорабатывают свой срок кадры, оставшиеся в здравоохранении с советских времен. И когда эти люди уйдут, Национальный проект “Здоровье” тут же издаст громкий неприличный звук, напоминающий фальшиво сыгранную на пионерском горне джазовую композицию» [17].
Обратимся к рассуждениям влиятельных специалистов, разрабатывающих доктрины реформ. Ректор Российской академии народного хозяйства и госслужбы при Президенте РФ В. May изложил свои представления о том, как надо вести модернизацию здравоохранения в России [3]. Статья принципиально важная по трем причинам.
Во-первых, РАНХиГС — кузница кадров высшего эшелона власти, и программное выступление ее ректора приоткрывает тот «образ будущего», который закладывается в головы следующих поколений наших руководителей и чиновников. Надо знать их программное обеспечение, ведь жизнь населения России будет вписана в его рамки.
Как уже говорилось, представления о человеке в среде элиты несовместимы с представлениями большинства. В. May прояснил эти различия, надо в такие статьи вникать.
Во-вторых, В. May не просто излагает свои мысли об «улучшении» здравоохранения, он встраивает этот предмет в стратегическую концепцию модернизации. Судя по другим программным документам (например, [1]), предложенная в статье В. May стратегия хорошо отражает замысел российской модернизации. Статья излагает кредо влиятельной части элиты, ее символ веры. Рассмотрим основные утверждения рационально, пройдем по тезисам в порядке поступления.
В. May пишет: «В России всегда доверяли государственному университету, но частному врачу».
Тезис мифологический и даже странный. Что значит, что в России «всегда» доверяли частному врачу? И кто доверял, какой процент населения, чтобы представлять это «доверие» как всеобщую социальную норму в России? И почему же эти частные врачи, которым якобы так доверяла вся Россия, мирились с таким высоким уровнем детской смертности — 425 умерших на 1 тыс. родившихся в 1897 г.? Ведь причины такой смертности были тривиальными, томографов не требовалось. Может, врачей почти не было? И почему к середине 1920-х гг., сразу после создания государственной системы здравоохранения, младенческая смертность снизилась так резко, что средняя ожидаемая продолжительность жизни сразу выросла на 12 лет (в Европейской части СССР)?