В те времена, когда восхищались поэзией и красноречием, было принято посылать литераторов с дипломатическими миссиями за границу. Так, Чосеру поручили вместе с двумя другими вести переговоры о торговом соглашении в Генуе (1372); а в 1378 году он отправился с сэром Эдвардом Беркли в Милан. Кто знает, может быть, он встретился с больным Боккаччо, стареющим Петраркой? В любом случае, Италия стала для него преображающим откровением. Он увидел там культуру, гораздо более отточенную, грамотную и тонкую, чем английская; он научился новому благоговению перед классикой, по крайней мере, перед латынью; французское влияние, сформировавшее его ранние стихи, уступило теперь итальянским идеям, стихотворным формам и темам. Когда он, наконец, обратился к своей собственной земле для создания сцен и персонажей, он был уже опытным художником и зрелым умом.
В то время ни один человек не мог жить в Англии, сочиняя стихи. Можно было бы предположить, что пенсии Чосера позволяли ему нормально жить, питаться и одеваться; после 1378 года их общая сумма составляла около 10 000 долларов в пересчете на деньги нашего времени; кроме того, его жена получала свои собственные пенсии от Джона Гонта и короля. Как бы то ни было, Чосер чувствовал необходимость пополнять свои доходы, занимая различные государственные должности. В течение двенадцати лет (1374-86) он служил "контролером таможен и субсидий" и в это время занимал жилье над башней Олдгейт. В 1380 году он выплатил неустановленную сумму Сесилии Чампейн за отзыв ее иска против него за изнасилование.71 Пять лет спустя он был назначен мировым судьей в Кенте, а в 1386 году был избран в парламент. Именно в перерывах между этими трудами он писал свои стихи.
В "Доме славы" он описывает себя спешащим домой после того, как "сделал свои подсчеты", и погружающимся в свои книги, сидящим "немым как камень", живущим как отшельник во всем, кроме бедности, целомудрия и послушания, и настраивающим свое "остроумие на создание книг, песен и частушек в риме". В юности, рассказывает он, он написал "много песен и развратных частушек".72 Он перевел "De consolatione philosophiae" ("Утешение философией") Боэция в хорошую прозу, а часть "Romaunt de la rose" Гийома де Лорриса - в превосходные стихи. Он начал ряд поэм, которые можно назвать крупными: Дом славы, Книга герцогини, Парламент фавнов и Легенда о хороших женщинах; он опередил нас, не сумев их закончить. Это были амбициозные, но робкие попытки, откровенное подражание, по теме и форме, континентальным истокам.
В своей лучшей поэме, "Троиле и Крисеиде", он продолжал подражать, даже переводить; но к 2730 строкам, взятым из "Филострато" Боккаччо, он добавил 5696 строк другого происхождения или отчеканенных на собственном монетном дворе. Он не пытался обмануть; он неоднократно ссылался на свой источник и извинялся за то, что не перевел его полностью. Такие переводы из одной литературы в другую считались законными и полезными, ведь даже образованные люди не могли тогда понять ни одного наречия, кроме своего собственного. Сюжеты, как считали греческие и елизаветинские драматурги, были общим достоянием; искусство заключалось в форме.
Несмотря на все скидки, "Троил" Чосера - первая великая повествовательная поэма на английском языке. Скотт назвал ее "длинной и несколько скучной", что так и есть; Россетти назвал ее "возможно, самой красивой повествовательной поэмой значительной длины на английском языке";73 И это тоже верно. Все длинные поэмы, какими бы красивыми они ни были, становятся скучными; страсть - суть поэзии, а страсть, растянувшаяся на 8 386 строк, превращается в прозу почти так же быстро, как исполненное желание. Никогда не требовалось столько строк, чтобы затащить даму в постель, и редко когда любовь колебалась, размышляла, медлила и капитулировала с такой великолепной и неуместной риторикой, мелодичным замыслом и легким изяществом рифмы. Только "Миссисипи" Ричардсона могла соперничать с этим "Нилом" в неторопливой психологии любви. Однако даже тяжеловесное ораторство, бесконечная многословность, упрямо демонстрируемая эрудиция не могут разрушить поэму. В конце концов, это философская сказка о том, как женщина создана для любви и скоро полюбит Б, если А будет слишком долго вдали. В ней живо изображен один персонаж: Пандар, который в "Илиаде" является предводителем ликийской армии в Трое, а здесь становится буйным, находчивым, неустрашимым посредником, который ведет влюбленных к их греху; и таким образом слово висит. Троил - воин, поглощенный отражением греков, и презирающий мужчин, которые, упиваясь мягкой грудью, становятся пленниками аппетита. Он с первого взгляда безумно влюбляется в Крисеиду и в дальнейшем не думает ни о чем, кроме ее красоты, скромности, мягкости и изящества. Крисеида, с тревогой ожидающая на протяжении 6000 строк признания в любви от этого робкого солдата, с облегчением падает в его объятия, и Тройл забывает сразу о двух мирах: