Программа в этой семье была очень интересной. Когда мать говорила, ее муж реагировал как сумасшедший. Сын входил в состояние, которое психологи называют "пассивное отрицание". Он вжимался в кресло и накрывал себя подушками. Старший сын был сильнее материей рычал в ответ на нее. И чем сильнее он старался отразить ее удары, тем сильнее она атаковала его. Если я прерывал поведение матери, сын продолжал нападать на нее, но отец расслаблялся. Это было очень важно знать: отец не реагировал на сына, он реагировал только на то, что делает мать.
Женщина: Что вы такого делали, что отец расслабляются?
Я на некоторое время выключал мать. Я просто становился перед ним, и сын был вынужден рычать через меня. Стоя перед матерью, я загораживал ее от отца, и он при этом вздыхал и расслаблялся, хотя сын продолжал орать во все горло. Когда я уходил на свое место, отец немедленно напрягался снова. Однако вы никогда не сможете провести такую программу, если вы, как большинство психотерапевтов, будете привязаны к своему креслу.
В этой семье младший сын положительно реагировал на своего старшего брата. И когда мать нападала на старшего брата, она с тем же успехом нападала на младшего, поскольку он реагировал именно так, как будто мать нападала на него. Он полностью подавлял себя своим старшим братом. Если вы обращались прямо к нему, он всегда смотрел за спину, независимо от того, где он в этот момент сидел. Он действительно делал это. Я спросил его: "Что ты об этом думаешь?" Он посмотрел за спину и ответил: "Ну, зх, ну я не знаю." Выглядело так, как будто здесь его вообще нет. Но он действительно реагировал на то, что делала его мать, даже если она делала это не по отношению к нему, а к старшему брату или отцу.
Мать боролась против меня, действуя при этом зубами и ногтями, а надо сказать, что она была почти моего калибра. Она могла открыто выступать против меня, тогда как есть очень немного людей, которые могут это сделать. Но у меня есть некоторые действительно тайные приемы борьбы. Я могу менять логические приемы так быстро, что я и делал в этом случае, что чуть-чуть опередил ее, но мне для этого пришлось потрудиться. В комнате, кроме меня и семьи, находились еще двое студентов юношей и одна девушка. Она посмотрела на мать и обратилась к ней -- поведение матери совершенно изменилось. Девушка сказала что-то типа: "Вы так несправедливы к своему сыну", мать повернулась к ней и сказала почти нежно: "Видишь ли, дорогая, через некоторое время ты повзрослеешь, и если окажешься на моем месте..." Это была совершенно другая программа. Если бы мужчина сказал бы ей то же самое, она. дала бы ему в ухо.
Программы коммуникаций этой женщины были совершенно разными в зависимости от того, с мужчинами или с женщинами она взаимодействует... Ее дочка вела себя довольно странно во время сеанса: она перебирала мои бумаги на столе, перебивала разговор, шумела. Если сын хоть немного отвлекался от происходившего, она орала на него: "Будь внимателен! ", но дочке это не грозило.
Женщина: И что же, вы ничего не комментировали, вы просто наблюдали за этим? А что бы мне мог дать прямой комментарий? Если бы я сказал обо всем этом, для них было бы легче сохранять свою позицию.
Чтобы проверить то, что мне удалось пронаблюдать, я стал менять свою позицию, действуя по очереди как отец, как сын и как ее дочка и наблюдая за соответствующими реакциями, которые при этом получал от матери. Присваивая себе аналоги поведения ее дочери, я смог получить от нее положительную реакцию на себя. Она начала реагировать на меня некоторой смешанной реакцией, в которой отражалось и то, как она раньше реагировала на мужчин. ито, как она реагировала на женщин.
Во всем мире не нашлось способа заставить эту мать реагировать агрессивно на свою дочку. Я спросил: "Какой самый худший поступок, который случалось совершить вашей дочке?" Она ответила сладким голосом: "Ох, однажды она что-то пролила и та-та-та." Когда мать обращалась к дочке, вся семья любила эту девочку. Они реагировали на это положительно, поскольку к маленькой девочке мать относилась так, как они хотели бы, чтобы она относилась к ним. Если девочка обращалась к матери, мать реагировала положительно, но если она обращалась к кому-то другому, мать не реагировала вообще. Это было очень важно. Если бы она в этом случае реагировала, я мог бы совершить более изощренное вмешательство. Я мог бы заставить дочку обратиться к своему брату и получить реакцию матери на это. Но мать не реагировала положительно ни на что из происходящего в семье, за исключением прямого обращения дочери к ней. И каждый член семьи реагировал на мать.
Итак, я должен был определить то, что должна была сделать маленькая девочка для того, чтобы заставить мать реагировать так, чтобы остальные члены семьи изменились так, как они этого хотят. Когда я учил семейную психотерапию, мне говорили, что, если в группе из 3-х людей, ее член номер 1 обращается с членом N2, член N3 обязательно реагирует на эту коммуникацию. Это не так. Вы можете заставить его реагировать на это, но совершенно не обязательно он уже должен это делать.
Все, что я хотел знать про эту семью, это то, что они уже делают, потому что, узнав это, я смог бы использовать то, что уже происходит, для того, чтобы изменить систему. Это важный принцип: Каким образом я могу ввести маленькое изменение, которое направит все интеграции в данной семейной системе так, чтобы заставить эту систему изменить себя"
Если вы в состоянии сделать это, семейная система сама сделает всю работу за вас. Если я хочу, чтобы в этой семье изменилось все, то я должен изменить дочь. Она изменит поведение матери, и все остальные члены семьи с необходимостью изменятся, реагируя на мать. Однако обратное не верно. Если я изменю поведение младшего сына, это не повлияет ни на кого другого, поскольку в семье на него никто не реагирует. Он настолько приблизился к несуществованию, насколько это возможно. Вопрос в том, "быть или не быть?" А он "не был".
Выдвигая очень высокие стандарты, мать дала всем членам семьи прекрасную возможность преуспеть в том, чтобы постоянн, о терпеть неудачи. Я хотел, чтобы она снизила свои стандарты и реагировала на членов своей семьи иначе. То, что я сделал, может показаться очень прямым, но иногда прямой и директивный подход является самым лучшим. Я отозвал девочку в сторонку и сказал ей: "Видишь ли, я нуждаюсь в твоей помощи, я хочу, чтобы ты со мной поиграла в эту игру, и давай это будет наш секрет. Если ты будешь играть в эту игру, то, когда вы все придете сюда в следующий раз, произойдет что-то волшебное." До этого момента девочка всегда отбегала и пряталась, когда мать начинала критиковать одного из братьев. Я сказал ей: "Тебе не обязательно это делать. Я хочу проверить твою силу, потому что я даю тебе сейчас эту силу, и ты не знала раньше, что она у тебя есть. А теперь она у тебя есть и ты знаешь это. Если мама закричит на Билли, я хочу, чтобы ты подошла к ней, взяла ее за руку и задала такой вопрос: "Мама, ты любишь Билли?" И продолжала бы задавать свой вопрос до тех пор, пока не убедилась бы, что мама сказала правду."
Конечно, девочка прекрасно, с этим справилась. Она спросила: "Мама, ты любишь Билли?" И мать ответила сердито: "Да!" Когда она снова спросила: "Мама, ты любишь Билли? ", мать ответила уже мягко: "Да, люблю". "На самом деле любишь, мама?" -- и дочка продолжала спрашивать еще и еще.
И что должно было произойти в этой семье в результате такого вмешательства? Вся семья была убеждена, что мать -- злая волшебница, и вы,
вероятно, с этим тоже бы согласились! Но очень трудно быть злой волшебницей,. когда маленькая девочка спрашивает: "Мама, ты любишь Билли?" И вот среди выкриков типа: "Неряха, грязнуля, ты опять не вынес мусор!" Билли слышит: "Да, я люблю. его". И это меняет всю игру.
Мужчина: Итак, он получает крайне негативные реакции и реакцию: "Да, мать любит меня".