У меня не было карты, но я помнила путь до города. Главное стараться придерживаться того же маршрута, по которому мы шли сюда. По моим расчетам, я спокойна могла дойти сегодня до того каньона, где мы останавливались ранее. Но это было с расчетом на то, что я не заблужусь в лесу… Кажется, пора признать, я не совсем ко всему готова… И первая трудность вот-вот грозит мне холодной смертью посреди леса.
Сугробы были глубокими, поэтому иногда мне приходилось цепляться пальцами за стволы деревьев, чтобы совершить очередной прорыв вперед. На привалы я не останавливалась, мне следовало быстрее добраться до места назначения. Да и находясь в постоянном движением, я не так сильно мерзла. Стало совсем темно, часы показывали шесть часов вечера, и я совсем сбилась с курса.
Замерев, я стала думать. Я могла разбить лагерь, развести огонь, но ночи были очень холодными, где гарантия, что завтра я смогу проснуться, если сон застигнет меня в самый неподходящий момент? Но и второй вариант был не менее радужным. Если я продолжу путь в полной темноте, то где я окажусь на утро?
Продолжая выбирать, я шла вперед, пальца рук совсем замерзли, ноги покалывало от холода. Достав из рюкзака фонарь, но с первого раза он не зажегся, поэтому пришлось несколько раз хорошенько встряхнуть. Чернота рассеялась, луч света смело разрезал ее, делая преграды впереди видимыми.
Голод неприятно сводил живот, становилось все холоднее, фонарь подмерз и периодически выключался. Каждый новый шаг требовал неимоверных усилий. Прислонившись к одному из множеств стволов деревьев, окружавших меня, я закрыла глаза, переводя дух, а когда открыла их, ничего не изменилось. Фонарик сдох!
Прошла еще пара минут, за которые я успела сделать несколько неуверенных шагов, цепляясь руками за все, дабы не навернуться и не уснуть в снегу. Надо заканчивать со слепыми хождениями, добром это не кончится. Но как это часто со мной бывает: как только дельная мысль закрутилась в моей голове, нога, уверенно наступившая в снег, не столкнулась с препятствием, и все мое замерзшее тело ухнуло вниз.
Руками и ногами я пыталась найти хоть какую-то опору, когда снежная горка понесла меня вниз. Наконец, мне это удалось: одной рукой я зацепилась за куст, росший на склоне. Мое тело резко дернулось и замерло где-то на середине. Я нашла каньон.
В доме все было так, как мы оставили. Клацая зубами, я достала из рюкзака спички, которые чудом не промокли после моего катания. Рядом с печкой еще лежало пару досок, которые тут же полетели в черноту, следом я смяла несколько журналов, сваленных на столике, и заледеневшими пальцами подожгла бумагу, которая начала медленно загораться.
Несколькими минутами позже, когда тусклый огонек осветил комнату, я стянула с себя всю мокрую и замерзшую одежду и развесила ее рядом с печкой, сама же переоделась во все сухое. Из спальни я притащила одеяло и завернулась в него на диване. Хотелось есть, но спать хотелось сильнее. Поэтому я сразу же провалилась в сон.
Утром я проснулась от холода, щипавшего меня щеки и нос, втянув холодный воздух, я сползла с дивана и развела огонь с остатками досок. Было страшно холодно, поэтому дальнейшие действия я совершала исключительно в виде гусеницы-переростка. С завтраком я покончила быстро, успела разобрать аптечку и порадовалась тому, что я знаю почти все названия лекарств, и они могут пригодиться, так как у большей части еще не вышел срок годности.
Одежда, в которой я вчера пришла, еще не высохла, а на полу успела образоваться лужа. Придется остаться еще на сутки. К этому выводу я пришла вовсе не из-за мокрой одежды. Все тело ныло, голова раскалывалась, и меня знобило, градусника под рукой не оказалось, но я точно могла сказать, что у меня температура.
Тепло в комнате быстро рассеивалось, поэтому, собрав все силы, какие только нашла, я разбила оставшиеся кухонные стулья и обломки закинула в печь. Придвинула диван почти в плотную, выпила антибиотики и попыталась забыться сном. Но как это часто бывает во время болезни, нездоровый организм отказывался слушаться, он находил все новые очаги боли: сводило челюсть, болели глаза. И появились непрошеные мысли: где сейчас Данте? Заметил ли он мое отсутствие? Придет ли он за мной?
Но он не пришел. Ни вечером, когда болезненные дрем рассеялся, ни на следующее утро, когда состояние стало чуть лучше. Мебели в доме становилось все меньше, зато комната не успевала остыть, я даже заткнула старым тряпьем все щели, какие мне удалось найти. Есть совсем не хотелось, но я заставляла себя есть хоть по ложке.
Когда прошло еще два дня мое физические состояние дошло до отметки «нормально», но духом я пала. Честно говоря, я до последнего надеялась, что как только Данте поймет, что я не вернусь, он кинется меня искать. Снега не было последние дни, мои следы найти не сложно… но пора было признать: Данте я никогда не была нужна, и мое исчезновение лишь облегчило ему жизнь.
Ком стоял посреди горла, было самое время заплакать, но слез не было. Я сидела на диване, полностью готовая выдвигаться, и смотрела на догорающий огонь. Боль разъедала все изнутри, но я не могла себе позволить раскиснуть, поддаться истерики, я должна идти дальше!
========== 12 глава ==========
You hold your every breath
But life is for the living, in the water
You feel that you should run
But where are you to hide in the water.
Ты задерживаешь каждый выдох,
Но жизнь — для жизни; в воде
Ты чувствуешь, что должен бежать,
Но где ты, чтобы спрятаться в воде?
Anadel – In The Water
Неизвестная
Леса сменились полями и редкими разграбленными заправочными станциями. Все запасы порядком истощились, но что самое страшное — практически закончилась питьевая вода. Об воде в душевой можно было и вовсе не вспоминать. На этой почве настроение всех участников нашей группы изменялось по сотне раз на дню, а каждодневные перепалки уже стали чем-то само собой разумеющимся.
Во время одной из остановок, я выскочила из трейлера громко хлопнув дверью. Внутри опять затевалась ссора, и я совсем не хотела в ней участвовать. Я жила с ними едва больше двух недель, но мы уже стали напоминать эдакую семейку, прожившую под одной крышей не первый десяток лет.
При этом, я стала испытывать новые для себя чувства: злость, которая иногда доходила до ярости, раздражение, пренебрежение. И каждый раз, когда эти чувства зарождались внутри, я ясно осознавала, что испытывала их не в первый раз. Внутренний голос уверенно советовал, что мне делать в той или иной ситуации. Лучше всего у меня получалось игнорировать. Каждый раз, когда я становилась эпицентром какого-нибудь плохого события, и Мелисса с Марселем начинали обвинять меня во всех бедах, я просто смотрела в одну точку или же продолжала заниматься своим делом, даже не вслушиваясь в их слова. Это их выводило еще больше, а я получала от этого какое-то извращенное удовольствие.
Стоя на улице и содрогаясь от холода, так как не взяла с собой куртку, я выдувала белый пар изо рта, дожидаясь, когда атмосфера внутри трейлера перестанет накаляться, чтобы я спокойно могла вернуться к тому, что получалось лучше всего: бесцельному сидению в разных частях трейлера и размышлению на тему «как выжить, когда ты ничего не помнишь». Тема так себе, скажу я вам.
Голоса внутри стали громче. Черт. Придется стоять и дальше, если я не хочу попасть под раздачу. Чтобы хоть не немного согреться, я прошлась вдоль трейлера, растирая плечи пальцами. Не помогало. Я уже было собралась забраться внутрь, когда мой взгляд вырвал строение, стоящее в тени у кромки деревьев на противоположном конце поля. Я так и замерла, напрягая зрение и вглядываясь вдаль.
— Эй, ребят! – несколько раз ударив кулаком в стенку трейлера, я не сводила глаз со строения, так как боялось, что оно исчезнет.
Дверь скрипнула, и появился встрепанный Марсель:
— Чего?
— Вон там! – Мне, конечно, хотелось послать его за такой тон, но волнение было сильнее гордости. – Дом, видишь?