Регентство
I
Гроб короля. — Оскорбления со стороны черни. — Три влиятельные силы. — Госпожа де Ментенон. — Узаконенные принцы. — Герцог Орлеанский. — Портреты герцога и герцогини дю Мен. — Портрет графа Тулузского. — Портрет Филиппа II Орлеанского. — Герцогиня Орлеанская. — Законные и внебрачные дети герцога Орлеанского. — Возвращение к событиям тех дней.
Девятого сентября 1715 года, около семи часов вечера, из Версаля выехал в полном безмолвии катафалк, сопровождаемый несколькими траурными каретами; он пересек Булонский лес, окольными дорогами достиг равнины Сен-Дени и въехал во двор старинной базилики Дагоберта, доставив туда покойника, который должен был занять на первой ступени лестницы, ведущей в гробницу, то место, какое его предшественник, несомненно удивленный столь долгим ожиданием, занимал семьдесят три года.
Этим покойником, которому, в свой черед, пришлось в течение пятидесяти девяти лет дожидаться преемника, был король Людовик XIV.
Почему же останки одного из самых великих королей, каких когда-либо имела Франция, должны были проследовать по этому окольному пути? Почему их не окружала погребальная помпа, полагающаяся усопшим королям? Почему их так скрытно доставили к месту последнего упокоения?
Дело в том, что величие смерти, обычно самое могущественное из всех величий, на этот раз было так же неспособно защитить Людовика XIV от надругательств, как и величие звания.
И действительно, когда из Версаля разнеслась весть о смерти короля, Париж возликовал, как если бы он ощутил себя освободившимся от долгого рабства; народ, который так долго заставляли страдать, который угнетали, разоряли, презирали и почти ненавидели, этот народ хлопал теперь в ладоши, плясал, пел и зажигал по всему городу праздничные огни; в итоге начальник полиции, г-н д’Аржансон, тщетно пытавшийся противодействовать этому взрыву кощунства, заявил, что он ни за что не ручается, если похоронный кортеж проедет через Париж.
Вот почему погребальная процессия проследовала, причем ночью и скрытно, той дорогой, какую мы описали.
Однако народ ничего при этом не потерял: этот жадный до зрелищ народ, так долго не видевший ничего, кроме крестных ходов, поклялся, что уж такое зрелище от него не уйдет; и, поскольку аббатство Сен-Дени было конечной целью, к которой неизбежно должен был прибыть царственный труп, люди, не зная еще дня, когда Людовик XIV двинется к месту своего последнего упокоения, начиная с 6 сентября стали располагаться лагерем на равнине Сен-Дени, отделяющей Париж от королевской усыпальницы.
Около десяти часов вечера появился кортеж.
И странное дело, ни один принц крови, ни один из узаконенных принцев, ни один из вельмож, возведенных этим королем в достоинство пэра, ни один из придворных, из поколения в поколение сменявших друг друга в передних Версаля в ожидании утренней королевской аудиенции, не сопровождал этот несчастный одинокий труп, который, казалось, скорее намеревались предать какому-то неведомому поруганию, чем сопроводить к королевской гробнице.
Один только герцог Бурбонский, молодой человек двадцати трех лет, правнук Великого Конде, сопровождал покойного короля.
Из благочестия он это делал? Или желая удостовериться, что дверь склепа надежно закроется за покойником?
И потому народ, который расположился в ожидании вдоль всего этого пути и у которого, словно на ярмарочном поле, словно на базарной площади, появились там свои питейные заведения, свои места для игры и свои скоморохи, народ, который при виде хоть какой-нибудь погребальной помпы, а если и не помпы, то подлинной и искренней скорби сохранил бы, возможно, сдержанность, народ, видя такую отчужденность, понял, что ему отдали это несчастное мертвое тело, чтобы он обошелся с ним по своей воле и за угнетение отомстил поруганием.
Буйство, сопровождавшее на протяжении всей дороги траурный кортеж, у ворот Сен-Дени стало еще сильнее; люди хотели перевернуть катафалк и разнести в клочья гроб вместе с трупом, так что войскам пришлось вступить с ними в схватку. Какой-то человек высунул голову из кареты, следовавшей в кортеже, и крикнул:
— Вот уж не думал, что карнавал бывает в сентябре!
А другой толкнул двух пьяных парижан, которые скатились в канаву, заполненную грязью, и двинулся дальше, сказав:
— Это отучит вас, жабы, петь, когда заходит солнце!