За исключением Шольё и Фонтенеля, этих двух старейшин литературы, вся блистательная плеяда эпохи Людовика XIV уже исчезла. Корнель, который был старейшиной Французской академии, умер в 1684 году; Ротру — в 1691-м; Мольер — в 1675-м; Расин — в 1699-м; Лафонтен — в 1695-м; Реньяр — в 1709-м; Буало — в 1711-м.
Литература XVIII века, литература скорее философская, нежели литературная, едва-едва родилась или еще только должна была родиться. Жан Жак Руссо, появившийся на свет в 1712 году, был еще ребенком. Вольтер, родившийся в 1694 году, сочинял свои первые стихи. Мариво, родившемуся в 1688 году, предстояло поставить свою первую комедию лишь в 1721-м. Кребийону-сыну, родившемуся в 1707 году, было десять лет. Пирону, родившемуся в 1689 году, предстояло впервые приехать в Париж лишь в 1719-м. Монтескьё, родившемуся в 1689 году, ставшему советником в 1714-м и президентом Большой палаты парламента Бордо в 1716-м, предстояло издать «Персидские письма», свое первое сочинение, лишь в 1720-м. И потому все, что происходило или должно было происходить в тогдашнем мире литературы, связано с именами Шольё, которому было семьдесят семь лет; Фонтенеля, которому было пятьдесят девять; Лесажа, которому было сорок восемь; Кребийона-отца, которому было сорок три; Детуша, которому было тридцать семь; Мариво, которому было двадцать восемь, и Вольтера, которому не было еще и двадцати.
На глазах семидесятисемилетнего Шольё разворачивался едва ли не весь прошедший век, и он был способен оценить его величие и его нищету, его блеск и его беды; почти слепой, он сохранил ту веселость, какая является особым свойством слепых. Увы, в этом заходящем солнце было больше веселости, больше веры, больше убежденности, чем во всех светилах, которым еще только предстояло взойти на небосводе; Шольё, стоявший одной ногой в могиле, смеялся смехом куда менее притворным, чем смех юного Аруэ, находившегося в колыбели.
Фонтенель, которому предстояло прожить сто лет, был воплощением эгоизма, ходячим призраком, прошедшим сквозь время, не думая ни о чем, кроме самого себя; Фонтенель, человек большого ума, прелестный писатель, философ-пантеист, похвалялся тем, что ему никогда не приходилось ни смеяться, ни плакать. Фонтенель соединил собой концы целого века, никогда не имея ни любовницы, ни друга. Угодно вам получить точное представление о том, что представлял собой Фонтенель? Тогда послушайте.
Однажды Фонтенель вошел вместе с одним из своих земляков к какому-то трактирщику; оба они заказали себе спаржу, однако Фонтенель предпочел спаржу с оливковым маслом, а его спутник — с соусом. В то время как официант вышел, чтобы выполнить полученные заказы, сотрапезника Фонтенеля хватил апоплексический удар, убивший его на месте. Фонтенель потряс его, пощупал, убедился, что он в самом деле мертв, и велел убрать труп, а затем снова подозвал официанта и промолвил:
— Всю спаржу подайте с оливковым маслом.
Один-единственный анекдот зачастую дает картину более полную, чем целая биография.
Лесаж, как мы уже говорили, поставил в 1709 году «Тюркаре», то есть одну из самых прелестных комедий, какие только существуют на свете. Кроме того, в 1707 году он издал свой роман «Хромой бес», а как раз в 1715 году выпустил в свет первую часть «Жиль Бласа».
Кребийон-отец появился после великих мастеров: Корнеля, Ротру и Расина. Ему были присущи небольшая толика трагического вдохновения и нечто мрачное и таинственное в замысле, но у него недставало мастерства в композиции и полностью отсутствовал стиль; его трагедия «Каталина» так сильно мучила Вольтера, что он не имел покоя до тех пор, пока не сочинил свою собственную трагедию с тем же названием. В итоге появились две скверные пьесы вместо одной, только и всего.
Сам Кребийон называл свой жанр драматургии страшным. После первого представления «Атрея» у него поинтересовались, почему он встал на такой путь.
— У меня не было выбора, — ответил Кребийон. — Корнель избрал для себя небо, Расин — землю, так что для меня осталась одна лишь преисподняя, и я бросился туда очертя голову.
В то время, к которому мы подошли, Кребийон, достигнув в 1711 году апогея своей славы, начал спускаться с этой шаткой вершины. «Ксеркс», поставленный в 1714 году, подтолкнул его к крутому склону, ведущему в пропасть, а вскоре после этого Кребийон намеревался поставить «Семирамиду», которая должна была заставить его сделать еще один шаг к той бездонной пучине забвения, где он пребывает по сей день.
Детуш дебютировал трагедией «Маккавеи», от которой в истории драматургии не осталось и следа. Затем, в 1710 году, он поставил «Дерзкого любопытного», а в 1713 году — «Нерешительного», который заканчивается следующими прелестными стихами: