Но дружба с детьми бедняков с годами прошла. Повзрослев, они осознали огромную разницу между простыми земледельцами и титулованной графиней, им нужно было зарабатывать на хлеб, а её захватила новое страстное увлечение — книги.
Женевьева де Гот, надеясь возвести непреодолимую стену между своей племянницей и уличными оборванцами, решила вплотную заняться её образованием, раз уж её воспитание оказалось делом безнадёжным. Явно недооценив незаурядный ум Регины, настоятельница позволила ей беспрепятственно посещать монастырскую библиотеку. К чести Женевьевы де Гот надо сказать, что она не жалела денег на приобретение литературных новинок, за что впоследствии и подвергалась осуждению. Урсулинки давали своим воспитанницам прекрасное светское образование, прикладывая все усилия к тому, чтобы покинув стены монастыря, девушки смогли найти своё место в жизни и составить достойную партию как обеспеченному горожанину, так и провинциальному землевладельцу. Но Регина от рождения была воплощённым противоречием и бунтом. Мятежный, вольнолюбивый дух Клермонов кипел в её крови и никакие монахини, ни даже сама Святая Урсула ничего не могли ему противопоставить. Эта тяга свободолюбивой девочки к дикой воле, к безумному полёту под самыми облаками, к непредсказуемым авантюрам была чужда размеренной и спокойной жизни святой обители. Регина была чужой в этом маленьком тихом мирке.
За годы, проведённые в монастыре, у девочки накопилась море вопросов. Ей всё было интересно, ей столько нужно было узнать, понять, осмыслить! Но у Женевьевы де Гот никогда не хватало на неё времени, а остальных монахинь ставили в тупик вопросы девочки и её самостоятельные умозаключения, зачастую отличавшиеся непростительной дерзостью. Проповеди священника и наставления урсулинок были ей неинтересны поначалу в силу возраста, а позже из-за различий в восприятии мира и отношении к жизни.
Мир древних свитков и сочинений знаменитых учёных, поэтов и философов от античных времён до Монтеня и Макиавелли оказался ей гораздо ближе и понятней, чем благочестивый и сонный мирок обители. С ними она могла спорить или соглашаться, разговаривать на любые темы, не боясь осуждения и наказания. Петрарка, Данте, Ариосто, Полициано, поэты Плеяды будоражили её воображение. Она обладала умением находить на страницах книг совсем не то, что находили остальные воспитанницы урсулинок. За философскими рассуждениями Монтеня, Пиррона, Сенеки и Плутарха она видела вечный спор человека с Богом и очень рано поняла простую истину — Бог, несомненно, есть, только до людей ему нет никакого дела. У Бога своя жизнь и свои заботы. Он создал этот мир и многие другие миры и не факт, что он помнил их все. У Регины хватало ума держать при себе свои крамольные мысли и не вступать в богословские диспуты, отстаивая свои еретические рассуждения. Но если в детстве она не любила ходить на мессы только потому, что засыпала там, убаюканная пением псалмов и запахом благовоний, то в юности её начала одолевать скука и отсутствие какого-либо смысла в восхвалении никем не виданного Бога, смиренной Девы Марии и всех прочих весьма странноватых святых и великомучениц. Многочасовые бдения в капелле, посты и прочая атрибутика ортодоксального католицизма навсегда остались за гранью её понимания. Покаяние и причастие для неё долгое время было проблемой. Она никак не могла уразуметь, какие такие смертные грехи можно совершить в десять лет, находясь под неусыпным контролем матушки настоятельницы, что у Господа надо было вымаливать прощение, стоя на коленях в холодной молельне. И почему надо было рассказывать священнику все свои самые сокровенные мысли, ведь некоторые мысли потому и не высказывают вслух, что они ни к кому не относятся и принадлежат только ей одной. И какое Богу дело до того, что она опять расколотила фарфорового ангела с глупейшим выражением лица, если в это же самое время кто-то кого-то убил, обокрал, оболгал? Почему крутиться перед зеркалом и по полчаса расчесывать волосы — страшный грех, если тело — храм души? Храм должен быть красивым, чистым, нарядным! Начитавшись Мирандолы, Манетти и Лоренцо Вала, она окончательно убедилась в том, что никогда не сможет по достоинству оценить аскетов, отшельников и прочих любителей истязать свою собственную плоть всем мыслимыми способами. Если жизнь ей действительно была дарована Богом, значит, этот дар нужно было ценить и сохранять.