— А где ваши люди? — официально и подчеркнуто сухо спрашивает меня Николай Порфирьевич.
Вот она, та минута, которая мерещилась мне во сне и наяву, а тревога сжимает сердце: это так не пройдет. Возле прицепного вагона второго трамвая увидела двух девушек и парня с измученными лицами. Это с участка Шовкуна, за ними наблюдает полицейский. Мать девушки лишилась чувств. Полицейский куда-то повел ее, предварительно усадив мобилизованных в вагон.
Начальство ждало, должен был прийти трамвай из Пущи.
— А по-моему, — сказал председатель «представительства», — мобилизованные могли, просто говоря, проспать после тревожной ночи и только сейчас начнут собираться.
Был уже десятый час. Затем наступил одиннадцатый, а людей все не было. Наконец-таки прибыл из Пущи трамвай, но привез он всего лишь двух «тотальных» и одного полицейского.
Сомлевшая было мать очнулась и вернулась к дочери. Потом еще раз потеряла сознание, а придя в себя, незаметно скрылась вместе с девушкой. Вслед за ними куда-то исчез и парень. Был человек — и вдруг нет его! Вагоновожатым было приказано двинуться в путь, пока не убежали те двое, из Пущи. Я заметила на другой стороне улицы мать Жени еще с какой-то женщиной. Они, вероятно, вышли в разведку. Убедившись, что на сборном пункте пусто, обе исчезли с довольным видом.
Чтобы не гонять пустые вагоны, вагоновожатые объявили: «Садитесь, граждане, кому нужно на Подол. Спокойно садитесь!» Пассажиры тут же заполнили оба трамвая.
Двух мобилизованных проводили девять инспекторов, председатель, начальник административного отдела, начальница отдела труда, начальник транспорта да базарный черный пес. Проводить уезжающих до вокзала взялся Петр Митрофанович. Значит, убегут.
Трамваи поехали, инспектора вернулись в «представительство». Совещание проводил раздраженный председатель. Он гневался, яростно восклицал:
— Не обеспечить дисциплинированность на участке! Ссылаться на какую-то бомбардировку! Забыть свой долг, свою прямую обязанность!
Гнев председателя «представительства» успокаивал: может, этим и кончится? Большинство инспекторов знало, в чем в действительности их святой долг.
7 июня
С должности «инспектора частного сектора» сняты три человека. В их числе и я.
Сегодня утром вызвал к себе пан Туркало, председатель «представительства», и ткнул мне под нос приказ Подольской управы. Он был краток: пани такая-то снята с работы инспектора, как не обеспечившая работу на участке № 7 и не пользовавшаяся авторитетом у населения. От себя пан председатель добавил:
— Собственно говоря, какой из учительницы может быть инспектор? Вы и так задержались на этой работе из-за близорукости начальника административного отдела.
Стою покорная и молчаливая, радуясь в душе тому, что все окончилось именно так. Могло ведь быть и по-другому.
Минуты две пан Туркало внимательно и почему-то грустно рассматривал меня. Подняла глаза и я на него, впервые заметив, что цветом лица и волос он очень похож на цыгана. Под темными большими глазами у него черно-синие полосы, должно быть, от бессонных ночей. Высокая фигура его какая-то надломленная, чувствуется, нет у человека уверенности в себе, что-то его тревожит и мучает. Вспомнилось, что держится он высокомерно с подчиненными, не здоровается. Все избегают встречи с ним. О Туркало никто ничего не знает, кроме того, что он прибыл откуда-то с Западной Украины.
Затянувшееся молчание нарушила я:
— Мне можно идти?
— Идите, — услышала суровый ответ. Председатель опять уткнулся в какие-то бумаги.
Что же, надо для начала разыскать Николая Порфирьевича. Расспрошу, можно ли зацепиться за какую-нибудь другую должность. В здании «представительства» его не нашла, встретила возле ворот, возвращался от своей Тамары в распрекрасном настроении. Я еще не успела поздороваться, ни о чем не успела спросить, как он, остановившись и любезно улыбаясь, сказал:
— Вас утром искала пани Музыченко. У нее заболел ребенок, и она хочет оставить службу. Я сказал, что вы согласитесь ее заменить, так как работа эта по вашему характеру — ходить и ходить. Договоритесь с ней и пожалуйте ко мне. Примете дела.
Я быстренько вернулась в помещение и начала искать эту пани, которую знала в лицо. Оказалось, что она действительно искала меня, но уже ушла. Схожу к ней домой вечером.