Трудно подобрать слова, чтобы рассказать о радости, которая останавливает сердце и захватывает дух, когда смотришь на такие эшелоны. Мы не выдерживали и, оставляя огород, подходили поближе и смотрели, смотрели. Живых еще летучих гадов, которые свистели, проносясь над головой, уже не слышали и не видели. Вдоль железнодорожной насыпи стояло в немом радостном молчании много людей, которых, как и нас, привлекло это зрелище.
А были и эшелоны, которые вызывали иронический смех. Эти везли нечто похожее на плюшкинские кучи хлама: куски и обломки неведомо чего, какие-то осколки и тряпье. Прополз эшелон с сайками. Это «добро» доставили на Украину из райха и теперь забирают обратно.
А вот длиннющий эшелон с лыжами. Мы и наши соседи по участку рассмеялись и подумали вслух: «Значит, зимовать не собираются!» И как тут не пустить вдогонку едкие словечки:
— Мажут пятки.
— Недаром подорожало сало: две тысячи пятьсот рублей кило!
Ползут и ползут эшелоны, словно усталые чудовища. Фыркают паровозы, они окутывают густым дымом небесный простор над собою, швыряют клубы дыма ветру на потеху. В их топках горят дрова. Уголь Донбасса так и не достался оккупантам.
Хорошо на лугу! Радуют эти эшелоны, ласкает лицо ветер, теплый и нежный. Милы сердцу привычные для взора стебли и початки кукурузы, так вкусно пахнущие осенью. А на грядках лежит, красуется крупная желтая и красноватая картошка.
В работе да еще с разговором время летит невероятно быстро. А поговорить есть о чем. Так оказать, обобщаем и сопоставляем последние новости. Началось настоящее отступление «непобедимых вооруженных». Этого фашистам уже не скрыть!
Втроем за день накопали телегу картошки. Вечером за ней торжественно приехали на подводе мама и дядя Яков.
Так мы поработаем еще дня два-три, останется собрать овощи только возле дома. Собственно говоря, там мы лишь кое-чем поможем матери, она почти все уже сделала.
19 сентября
Вчера под вечер гестаповцы везли к Бабьему Яру в двух автомашинах арестованных. Когда остановились возле полиции (нужно было кого-то и там еще захватить), я увидела Шуру Туренко… Он успел крикнуть: «Прощайте!»
В бессильной ярости палачи, уже не таясь, уничтожают людей и по-прежнему делают вид, что дела у них идут блестяще.
Сегодня, по сообщению газетенки, «вторая годовщина освобождения города Киева от Советов». А всем нам хочется верить, что занимается заря долгожданного освобождения Киева от оккупантов.
Два дня тому назад в «представительстве» раздавали бесплатные билеты в театр и кинотеатр, но их почти никто не брал. Из-за отсутствия зрителей спектакль был отменен. Вот что рассказывает Нина Перевязке, работающая в садоводстве. Она из любопытства провела полдня у здания кинотеатра, который прежде носил имя «Жовтень». Администрация тщетно зазывала прохожих, — на улицах теперь происходят события более интересные, чем на экране. Беспрерывной чередой тянутся обозы, тылы немецкой армии, а за ними идут и фронтовые части со всем своим вооружением.
Форостовский написал воззвание к киевлянам. Распинаясь перед «освободителями», он проклинает советских людей, которые, видите ли, не подставили покорно шеи, чтобы на них надели ярмо, а борются за свое государство и гонят оккупантов со своей земли.
Если бы этот предатель знал, чего достиг своим «воззванием» и как реагировали на него киевляне, его задушила бы злость. Нетрудно прочесть между строк, что «председателя» обуревает животный страх перед неминуемым возмездием. Не удастся, нет, не удастся ему как-то оправдаться, сославшись на то, что он, дескать, ведал сугубо мирными делами, вроде очистки садов от гусениц, а за остальное отвечают фашисты. Нет, ответишь и ты, катюга!
Насквозь прокопченный зловещим дымом Бабьего Яра, Форостовский в конце «воззвания», на которое никакая порядочная душа не может откликнуться, осмелился пространно толковать о «зверствах большевиков». Он благодарит оккупантов за «день радости» — 19 сентября. Близится время гибели вражеских прихвостней, и они в ужасе жмутся к сапогу хозяина.
Дома сегодня не усидишь и детей не удержишь. Чтобы как-то успокоиться, начала было прибирать в комнате, но вскоре вновь ушла из дому. Улицы запружены немцами; много их и на нашей улице — тихой, узкой, обсаженной березами и каштанами.
Лошади уже не такие крепкие, упитанные, как два года тому назад. А солдаты просто жалкие: худые, измученные, черные, с апатичным выражением лиц.