— Все живы?
— Все.
— Ну и пережили же!
У Лебединских застали семейное торжество: заскочил домой сын Варвары Казимировны, который освобождал Киев. Почему я не художник! С каким вдохновением я писала бы портрет матери, встретившей сына-освободителя, и сестер, которые встретили фата-воина «со щитом»!
Порадовавшись вместе с ними, мы заторопились домой, чтобы не мешать, чтобы дать возможность им наговориться, насмотреться на него матери и сестрам.
До чего же хорошо идти своими улицами, когда уже некого, нечего бояться. Вернувшись домой, не чувствуя совсем усталости, бросились помогать матери. На чердаке, к радости нашей, сохранились все оставленные вещи, а там были и занавески, и коврики, и дорожки, и портьеры, а также постельные принадлежности. Когда мы проветрили комнаты, подмазали стены, помыли полы, украсили всем необходимым и протопили, — квартира приобрела праздничный вид.
Протопили, навели уют и у «хлопцев». Они, освободившись под вечер, охотно помогали нам, и мы познакомились с ними еще ближе. Заснули не сразу: пережитая радость не давала глазам сомкнуться. Не спала и мама. Хотела спросить ее, почему не спит, сказать ей что-нибудь ласковое на сон грядущий, но она поднялась с топчана и тихонечко юркнула во двор. Выхожу украдкой за ней. Куда это она?
В незапертую дверь (немцы выломали все замки) вошла она в «мужскую половину», к «хлопцам», в кухне припала головой к куче висевших на вешалке шинелей, охватила их руками, прижала к груди и зашептала:
— Тут… тут они, а я испугалась…
Как бы для того, чтобы успокоить ее, из комнаты донеслось дружное, ровное дыхание спящих воинов. Веду маму спать, наслаждаясь чудесной тишиной сонного города. Что может быть красивей и счастливей такой тишины? Тишины, красота которой должна породить вечный мир между людьми.
7 ноября
Праздник Октября
Ночью постучал Гринев и сказал:
— Мама, приютите до утра еще нескольких бойцов!
Центральной улицей все еще проезжают части нашей армии, преследующей врага и спешащей освободить от фашистских захватчиков не только народы нашей страны, но и народы тех стран, которые жаждут свободы и борются с поработителями.
Нескольким прибывшим бойцам, утомленным и по-рабочему измазанным, освободили кровать и диван, нагрели воды, чтобы помыться. На диване и кровати улеглись лишь трое; остальные пятеро, отодвинув к стене стол, легли вповалку на полу, на котором мы настелили старой одежды, а под голову они положили шинели; скоро все крепко заснули.
Проснувшись на рассвете, я заметила, что на кровати со мной только сестра, а Юрик куда-то исчез. Где же он? Зашла мать, которая уже хлопотала по хозяйству, и, заметив, что я проснулась, прошептала:
— Полюбуйся, чем не воин? — и показала на Юрика, который картинно раскинулся на полу в куче спящих солдат, пилотка одного из бойцов прикрыла часть сонного личика.
— Скучает по отцу, — шепчет мама. — Он им не помешает?
— Пускай спят, — шепчу я ей в ответ. Подумалось: живой ли еще, вернется ли его отец?
Неутомимая мама хлопочет возле плиты, готовит праздничный завтрак и обед. Владимир Петрович принес ей вчера муку, рис и масло на пироги, и она поднялась ставить тесто.
В комнате слышалось такое ровное, такое спокойное сонное дыхание, что и я заснула богатырским сном, рядом с восемью богатырями и девятым «богатыренком». Когда проснулась, солнце уже взошло. В комнате никого не было, кроме меня и Маринки, которая спала в своей кроватке. Бойцов, которые ночевали, как рассказывала мама, забрал их старшина на отведенные им квартиры, но они сказали, что придут к нам сегодня в гости.
Вышла на улицу. Сразу видно, что наступил праздник, вдвойне исторический, — двадцатишестилетие Октября и День освобождения Киева от фашистских захватчиков. Возле каждого двора, куда успели вернуться из изгнания его жильцы, в утреннем солнце заблестел давно невиданный на улице рубиновый цвет наших флагов, запрятанных на чердаках или в узлах.
Что помогло сохранить эти флаги?
Непоколебимая вера в свое правительство!
Никто не говорил о том, что надо повесить флаги, как только город был освобожден. Это подсказало собственное сердце!
Что придало им, этим флагам, такой несокрушимый вид?
Уверенность в несокрушимости своего государства, в могуществе своей партии, в мудрости ее руководителей.
По флагам на воротах и калитках домов вижу, кто уже возвратился домой.
Кое-где флаги сделаны наспех из красных полотнищ; на многих ветерок расправляет золотой серп и молот. Вчера мама предложила мне разгладить наш флаг, а сегодня ветерок еще распрямляет — приятно!