– Отлично, – говорит Гэри, – переходим к следующему вопросу повестки дня. – После этого он приступает к приготовлению «мартини Содерсона». Процесс состоит из трех этапов:
1) заполнить стакан на три четверти джином «Бомбей»;
2) добавить одну оливку;
3) чокнуться с нераспечатанной бутылкой вермута.
Среди обычных летних звуков: криков детей, гудения газонокосилок, стрекотания насекомых – Гэри слышит перезвоны гитары писателя, нежные и чистые. Мелодию он ухватывает сразу и танцует под нее в тени зонта со стаканом в руке, громко напевая: «Так поцелуй меня и улыбнись мне… Скажи, что ждал меня… Обними крепко, словно никогда не отпустишь».
Хорошая песня, Гэри помнит ее еще с тех времен, когда у Ридов, что живут через дом от него, близнецов не было и в помине. На мгновение Гэри задумывается о том, как скоротечно время, как быстро оно проносится мимо. Но грустные мысли в голове у Содерсона не задерживаются. Он делает изрядный глоток, прикидывая, готов ли гриль к работе. Среди прочего он слышит и шум льющейся в душе воды и думает о Мэриэл. Сучка, конечно, но она не забывает следить за своим телом. Гэри думает о том, как Мэриэл намыливает грудь, круговыми движениями лаская кончиками пальцев соски, чтобы они затвердели. Разумеется, ничего этого Мэриэл не делает, но такой образ отогнать трудно, а сам по себе он не уйдет. И Гэри воображает себя святым Георгием, но современным, живущим в двадцатом столетии. Он оттрахает дракона вместо того, чтобы убить. Гэри ставит стакан на раскладной столик и направляется к дому.
О Господи, летнее время, веселое летнее время, как легко живется в это время на Тополиной улице.
Кэри Риптон смотрит в зеркало заднего обзора, убеждается, что мостовая пуста, и переезжает на восточную сторону улицы, к дому Карверов. Дом мистера Маринвилла он пропускает, потому что в самом начале лета мистер Маринвилл дал ему пять долларов за то, чтобы он не снабжал его «Покупателем». «Пожалуйста, Кэри, – в глазах мистера Маринвилла застыла мольба, – я не могу читать об открытии еще одного супермаркета или о распродаже в аптеке. Я просто умру, если это прочту». Кэри абсолютно не понимает мистера Маринвилла, но человек он хороший, а пять баксов – это пять баксов.
Миссис Карвер открывает входную дверь, когда Кэри легонько бросает ей газету «Покупатель». Она пытается поймать, но неудачно. Миссис Карвер заразительно смеется. Кэри смеется вместе с ней. У миссис Карвер нет ни хватки, ни рефлексов Брэда Джозефсона, но женщина она симпатичная и очень общительная. Ее муж, в плавках и резиновых шлепанцах, моет автомобиль на подъездной дорожке. Краем глаза Кэри замечает, что Дэвид Карвер вытягивает руку, наставляя на подростка палец. Тот отвечает тем же, и они притворяются, будто стреляют друг в друга. Кэри нравится эта игра. Дэвид Карвер работает на почте, и Кэри приходит к выводу, что он в отпуске. Мальчик дает себе зарок: если уж ему придется работать с девяти до пяти, когда он вырастет (Кэри знает, что с некоторыми это случается, как диабет или почечная недостаточность), он никогда не будет проводить отпуск дома, тратя свободное время на мытье автомобиля.
«Да и автомобиля у меня не будет, – думает Кэри. – Куплю себе мотоцикл. И не какой-то там японский. Большой старый «харлей-дэвидсон». Вроде того, что стоит у мистера Маринвилла в гараже. Из американской стали».
Кэри смотрит в зеркало заднего обзора и замечает что-то ярко-красное на Медвежьей улице, за домом Джозефсона, похоже, фургон, припаркованный на юго-западном углу перекрестка. Затем Кэри вновь пересекает улицу и на сей раз оказывается перед домом номер 247, где живет Одри Уайлер.
Из всех домов улицы, в которых живут (а пустует только дом старика Хобарта, номер 242), этот единственный неухоженный. Маленький коттедж, который давно следовало бы покрасить. Не мешало бы и добавить гравия на подъездную дорожку. Над газоном вертится поливальная распылительная головка, но трава тем не менее местами пожелтела и пожухла, такого нет ни на одной другой лужайке, даже перед домом Хобарта.