— Как ты думаешь, — спросил я его, — может мы все немного психи?
— Лично я не псих, на счет тебя еще не знаю, — ответил Лу.
— Все мы тут психи. Ты же не ходишь и не кричишь на каждом углу, что ты наркоман. Ты скрываешь это и стараешься сойти за нормального члена общества. Ты так сживаешься с этой ролью нормального, что через время начинаешь и вправду верить в это. В тебе уживаются два человека. Один тяжело больной наркоман, другой вполне здоровый член общества, который продолжает тянуть лямку, ходить на работу, встречаясь с родными по праздникам. Обе эти части равноценны и включаются попеременно в зависимости от ситуации и окружения. Мне кажется все наркоманы носят в себе зачатки шизофрении. Это их способ выжить во враждебной среде нормального общества.
— Интересная теория. Никогда не думал над этим в таком ключе. Но я не чувствую себя шизофреником.
— А какой псих считает себя психом? Вот посмотри на него, — я указал в сторону «карцера», — Разве он считает себя психом? По мне так он считает психами всех тех кто по другую сторону ограды.
— Ну исходя из твоей теории, действительно получается, что мы тут все психи, просто степень психованности у нас разная.
— Это не моя теория, мне о ней поведал один друг, тоже с виду не скажешь, что псих, но он утверждал, что был самым настоящим шизофреником. По его мнению вообще все современные люди имеют зачатки шизофрении, так как должны подстраиваться под всякие двойные стандарты бытия. Ситуативное поведение и все такое…
— А. Я кажется понял о чем ты. Многие вынуждены подстраиваться под обстоятельства. Мы все иногда так делаем.
— О том и речь.
— Что-то мне захотелось есть от всех этих разговоров про психов. Давай сходим пожуем чего-нибудь остренького перед рвотными процедурами, — съехидничал Лу поглаживая свой круглый животик.
— Только не остренького! Я еще после вчерашнего том-яма не до конца отошел — возразил я.
Мы перекусили немного, овощным супом и рисом с мясом запив все это теплой колой.
На этот раз меня рвало не так сильно, но желудок прочистился лучше. Как следует проблевавшись я подошел к Лу и начал поглаживать его по спине снизу вверх, подражая монахам. Потом мы вместе присоединились к танцующим тайцам и хлопали в ладоши, тем, кто еще не закончил чистку. От канавы, куда срыгивали пациенты ужасно воняло. Не помогала даже струя воды и шланга направленная в нее и призванная смывать блевотину в канализацию. Мы взяли ведра с водой и стали смывать нечистоты в местах заторов. По окончании церемонии мы направились в палату чтобы немного отлежаться, где нас уже ждал еще один пациент. Он был из Германии. Немец болел алкоголизмом и был весьма враждебно настроен ко всем. Он почти не разговаривал. Когда его спросили, как его зовут, он прорычал что-то невнятное и отвернулся. Таша перевела эту его тираду, как Зигфрид. Сложилось впечатление, что алкоголики — люди более злые, чем наркоманы. К тому же алкаши выглядели гораздо хуже. Немец был похож на сухофрукт. Лицо серое, сморщенное. На вид ему было около сорока, но возможно он был моложе. Он часто смолил самокрутки и ругался ни с того ни с сего, отвергая все наши попытки установить контакт. В общем был достаточно агрессивен. Руки у него тряслись, на ногах он держался прочно когда стоял на одном месте, но походка была нервозной и плохо скоординированной. Больше всего немец не любил баню, подтверждая тем самым поговорку: "Что русскому хорошо, то немцу — смерть." Ужасное похмелье мучало Зигфрида несколько дней. Если бы он вел себя хоть немного вежливее, мы может быть помогли бы ему как-то. Но на поверку он оказался полнейшим засранцем, так что мы старались с ним не общаться.
Лу немного говорил по тайски, и иногда брал меня на посиделки с местными, переводя мне самые важные части разговора. Тайцы любили поболтать, но еще больше они любили азартные игры. Самой любимой была игра Го. Я так и не научился в нее играть, хотя по долгу смотрел, как Лу играет в нее с тайцами. Мне с трудом даются азартные игры, может поэтому я их и не люблю. Я вспомнил, что так и не освоил шахматы, и не умел играть в большинство карточных игр. Зато смотреть, как играют другие мне было интересно. Это почти как болеть за любимую команду. Я всегда болел за Лу когда он играл, и он часто выигрывал. Особенно в Го. Как я понял китайцы вообще имеют лучшие способности к этой игре, так как они ее и придумали. На деньги играть запрещалось правилами Монастыря, поэтому все играли на сигареты и сладости. Мне часто перепадало от Лу, он старался подкармливать меня всякими фруктовыми батончиками и прочим. На мой взгляд местные кондитеры имели извращенное представление о сладостях, так как почти все что я пробовал сладким можно было назвать только с большой натяжкой.
Постепенно мое тело начало адаптироваться к местному климату. Я стал меньше потеть и чувствовать себя стал значительно лучше. Видимо тело действительно активно избавлялось от токсинов. Я чувствовал это каждый раз заходя в туалет. Благодаря травяному чаю, которым нас пичкали по несколько раз в день, моча стала светло-коричневой и ужасно воняла. Стул был рыхлый, но вонял, как обычно. Монахи говорили, что так и должно быть и советовали побольше есть и пить. Аппетит у меня действительно проснулся. Если в предыдущие дни мне хватало одного плотного обеда, то на третий день желудок запросил пищи с самого утра и повторял запросы с завидной регулярностью здорового человека. Лу такая метаморфоза во мне понравилось, так как он все это время ел часто и с удовольствием. Малазийский брат старался не есть мяса, а я не ел острого. Хозяйка кафешки уже изучила наши кулинарные пристрастия и выдавала запрашиваемые блюда почти сразу, как только мы садились за столик.
Палата иностранцев потихоньку начала заполняться. После обеда приехали еще двое: австралиец и англичанин. Оба говорили на английском, но их английский звучал совершенно по разному. Если англичанина я сразу понимал сносно, то австралийца начал понимать только после нескольких дней общения с ним. Иногда Лу помогал мне общаться с ним, так как он учился в университете в Австралии и хорошо понимал австралийский вариант английского. Австралийца звали Джек, он был крупный и бородатый. Не слишком высокий, но зато очень широкий с огромными ручищами-кувалдами. Англичанин представился, как Рик. Он был немного выше Джека, но стройнее. Они не были знакомы до приезда в монастырь. Обоим было немного за сорок, но Джек был старше. Он был пилотом гражданской авиации. Стрессы на работе Джек снимал алкоголем и внутривенными инъекциями метамфетамина. Он жил на два материка, имея дом в Перте (на западном побережье Австралии) и квартиру в Бангкоке. Рик был хозяином фирмы занимавшейся перевозками. Жил в основном в Бангкоке, где находился головной офис его компании. Он приехал в Монастырь из-за небольших проблем с алкоголем. По его словам, он просто хотел удостовериться, что может контролировать свое употребление спиртного. У обоих прибывших была семья и дети. Жена Джека была тайкой, это именно она посоветовала ему поехать в Монастырь. Все кто прибывал сюда, кроме меня, имели хороший заработок и были где-то на середине западной социальной лестницы. Я завидовал этим людям. Они казались более раскрепощенными, более уверенными в себе. Я вообще сомневался, что им нужно было приезжать сюда. Но некоторые диагностируют свои проблемы раньше других. Думаю, это еще как-то связанно с тем, что они начали злоупотреблять в осознанном возрасте. Да и социальные обязательства, лежащие на них, как на родителях не давали скатиться на самое дно, так как это произошло со мной. Возможно, если бы у меня были дети, я бы тоже раньше обратил внимание на свою проблему.