Парни прибыли в Берлин нынче же днем, полуденным поездом, с корабля на бал в прямом смысле слова. Если считать кораблем училище, разумеется.
Погода в германской столице стояла мерзопакастнейшая. Стеной валил мелкий сухой снег, столбик термометров уверенно стремился к абсолютному нулю, а пронизывающий ветер бросал снег в лицо и ледяными пальцами пробирался под одежду, выстуживая даже самые горячие души.
— Наверное, зря я сообщил домой, что приезжаю завтра утром. — Йоган поежился.
— Наверное. — согласился Карл. — А, кстати, зачем?
— Да дурь в голову ударила. — невесело усмехнулся Арндт. — Решил продемонстрировать какой я взрослый и самостоятельный, а то надоела эта опека.
Он скривился, и тонким голоском произнес:
— Мигелито, одень шарф, на улице холодно. И не гуляй долго, я волнуюсь.
— Обо мне бы кто так позаботился. — пробурчал Геббельс, придерживая левой рукой поднятый воротник.
— Мндя уж. — вздохнул его приятель. — А могли бы на машине добраться. Дурак я, дурак…
— Погляди на это с другой стороны. Сделаешь родне приятный сюрприз.
— Тоже верно. — вздохнул Йоган. — Ну что, пошли?
Автобусы, к счастью, ходили невзирая на погоду, так что где-то через час парни уже были на месте. Увидав вполне себе немаленький двухэтажный особняк в центральной части Шарлотенбурга, Карл покосился на приятеля и мрачно спросил:
— А твой отец, он вообще — кто? Лучше подумай, прежде чем отвечать, потому что если он окажется каким-нибудь генералом, и я буду вынужден все время отпуска ходить по стойке «смирно» и строевым шагом, то в жизни тебе этого не прощу.
— Военные в друзьях у него водятся, и в немалых чинах. — хитро прищурился Йоган, но глядя на стремительно мрачнеющего Геббельса вздохнул, и серьезным тоном добавил. — Ладно, не кисни, а то у всех соседей молоко свернется. Инженер он. Один из ведущих инженеров Фердинанда Порше. Танки зубилом клепает.
— Зубилом? — изумился Карл. — Это как?
Арндт расхохотался.
— Пойдем. — подтолкнул товарища он. — Папа сам тебе все расскажет, зуб даю.
— Вот ты в кого такой словоохотливый. — пробормотал Геббельс, двигаясь к двери.
На стук дверь открыла пожилая горничная, смуглая, с иссиня черными волосами. Увидав Йогана она просто-таки просияла:
— Молодой синьор приехал! — воскликнула женщина. — Мадонна, да проходите же быстрее, такая погода на улице! Не хватало еще, чтоб вы простыли.
— Здравствуй, Мануэла. — Йоган улыбнулся и обнял горничную. — Я тоже по тебе соскучился.
— Пойду, доложу синьоре, она обрадуется. — женщина явно смутилась столь вольным поведением хозяина.
— Ага. — ответил Арндт. — Карл, ты так и будешь стоять столбом на пороге? Давай, скидывай шинель, а то она сохраняет под собой только уличный мороз. Вешалка слева от тебя.
Покуда парни снимали верхнюю одежду и обметали с сапог снег (сухой — не сухой, а налипло его на ноги прилично), Мануэла мухой успела сгонять к хозяйке дома, и та появилась на лестнице, ведущей на второй этаж, именно в тот момент, когда молодые люди взялись за свои дорожные чемоданчики.
Матушка Йогана оказалась женщиной достаточно высокой и статной, с горделиво посаженной головой, и теми хищными, но в то же время мягкими и чисто женскими чертами лица, которые характерны для женщин из благородных семейств Кастилии. Как и у большинства испанцев, многовековое владычество мавров на Пиринеях сказалось на цвете ее кожи, а вот три беременности (Йоган упоминал, что у него есть сестра и брат) на ее фигуре никак не отразились. «Алая роза в летнем саду ночью», пришло в голову Карла поэтическое сравнение. Было в этой женщине что-то жаркое, неистовое, необузданное даже, прикрытое внешней красотой, как лицо маской на венецианском карнавале.
— Мигелито, я с ума сойду с тобой! — воскликнула она, стремительно спускаясь к кадетам. — Ну почему ты не сказал, что приезжаешь сегодня? Отец бы вас встретил, а так — эта ужасная погода! Как вы добирались?
Оказавшись рядом с сыном женщина заключила его в объятья.
— Пустое, мама. Нормально мы добирались, на автобусе. — Йоган чмокнул мать в щеку и аккуратно освободился из объятий. — Познакомься с моим другом, Карлом Геббельсом. Карл, это моя мать, фрау Анна Арндт, в девичестве Сильва-и-Тахо, хотя она предпочитает обращение «донья Анна».
— Ах, Карлито, я так рада что ты приехал. — на сей раз настал черед Геббельса оказаться в объятьях. Он даже не успел вымолвить ни одной приличествующей случаю фразы. Йоган ухмыльнулся, как бы наглядно демонстрирую невысказанное: «А я говорил — именно так она тебя и будет звать». — Я так рада, что Мигель подружился со столь достойным юношей, как ты.