Сэй Алек
Reich wird nie kapitulieren!
Reich wird nie kapitulieren! Kapitulieren wird Deutschland niemals, niemals, jetzt nicht und in drei Jahren auch nicht.
Автор приносит свою искреннюю благодарность за помощь в работе:
Конторовскому Владимиру
Шейко Максиму
Вилкат Артуру
Марченко Ростиславу
Селину Дмитрию
Авраменко Александру
Артемову Славе
Таляка Яне
Левицкому Антону
Валидуда Александру
Логинову Анатолию
Лернер Марии
Спесивцеву Анатолию
а также всем остальным, кто помогал, советовал и критиковал, не жалея как доводов, так и эпитетов в мой адрес.
Часть I
Жар чужими руками
Мы поняли, что Гитлер сделал еще один из своих умных политических шагов, благодаря которому он и на этот раз выиграл дело миром, как это ему удавалось и раньше.
Этим были посеяны семена будущей войны
Берлин, Вильгельмштрассе, 77
08 ноября 1938 г., около полудня
Рейхсканцлер и Фюрер Германской Нации, Адольф Гитлер, порывисто поднялся со своего места, и начал энергично прохаживаться вдоль стола, за которым сидело несколько самых могущественных людей Третьего Рейха — Генрих Гиммлер, Рейнхард Гейдрих, Вильгельм Фрик, Йозеф Геббельс, Вильгельм Канарис, Генрих Мюллер, Рудольф Гесс, Вильгельм Кейтель, Вальтер фон Браухич и Герман Геринг. Гитлер мерил шагами свой кабинет около минуты, наконец подошел к окну, резким раздраженным движением отдернул портеру, и невидящим взглядом уставился на улицу.
— Если это шутка, то не смешная. — процедил он и, вдруг, развернулся, уперся полным ярости взглядом в шефа СД и заорал. — Я не позволю вам делать из себя идиота, Гейдрих! Слышите?!! Ни вам, ни кому-то другому!!!
— Это не шутка, мой фюрер. — Рейнхард Тристан Гейдрих выпрямился во весь свой немалый рост и спокойно встретил бешеный взгляд Гитлера. — Я могу это доказать.
Канарис поглядывал на группенфюрера с едва прикрытым злорадством, остальные (быть может, за исключением Геббельса и Гесса) косились на его бывшего сослуживца[1] с некоторым недоумением, гадая, какую такую игру он затеял, что настолько рискует. Рискует, выставляя себя дураком, рассказывая фантастические бредни фюреру, навлекает на себя его гнев — для чего? Какие доказательства своего смехотворного убеждения измыслил этот изощренный и неординарный, что признавали даже враги, ум? Зачем срывать совещание о «народной мести» за Рата?[2]
Глядя в спокойные, с хищным прищуром (маленькие, почти монголоидные) голубые глаза группенфюрера, на его вытянутое индифферентное лицо, отмечая все то спокойствие, которым дышала, казалось, долговязая фигура Гейдриха, Гитлер тоже начал успокаиваться.
— Вот как? — рейхсканцлер криво усмехнулся и проследовал к своему месту. — Интересно было бы узнать, каким образом вы намерены это делать, партайгеноссе.
Последнее слово он произнес чуть ли не с издевкой.
По тонким губам шефа СД скользнула мимолетная улыбка — он словно предвкушал эффект и не смог удержаться.
— Рейнхард, что это? — хохотнул вольготно развалившийся в своем кресле главком Люфтваффе, разглядывая серебристую плоскую коробочку, которую Гейдрих извлек из своего портфеля и положил на стол. — Пудреница? Не знал, что ты используешь косметику.
На лицах собравшихся появились усмешки, в том числе и на лице самого Рейнхарда Тристана.
— Нет, Герман. Это… патефон.
— Размером с ладонь? Маловат. — Геринг не выглядел заинтересованным. Более того, он не выглядел заинтересованным демонстративно. — Да и пластинку поставить некуда.
Гейдрих прикоснулся к поверхности коробочки, и из нее полилась… полилось… Музыкой это назвать можно было лишь весьма условно — скорее уж грохотом в кузнечном цехе под аккомпанемент циркулярной пилы. Гитлер скривился как от зубной боли.
— Что это такое? — рявкнул он.
— Музыка, мой фюрер. — шеф СД (да и, заодно, зипо) пожал плечами. Из коробочки, под непрекращающуюся какофонию раздался грубый, лишенный мелодичности, но мужественный голос солиста про… ну, наверное все же пропевший «Du… Du hast…», и Гейдрих добавил. — Музыка и песня.
Вновь дотронувшись до коробочки своими длинными и тонкими, как у пианиста, пальцами, Гейдрих заставил ее прекратить издавать эти чудовищные звуки.
— Предлагаю послушать что-то более приятное, мой фюрер. — руку с «адской машинки», как ее про себя окрестили все присутствующие, Рейнхард не убирал. — Радио, например. Сейчас как раз должны передавать оперу Вагнера…
— Это еще и радио?!! — проняло даже Геринга, моментально представившего перспективу использования таких «патефонов» в авиации. Да и в остальных частях Вермахта и Кригсмарине тоже. — Как далеко действует? Можно использовать как передатчик? Как скоро можно наладить выпуск и какие мощности экономики[3] для этого требуются?
— Нет, это просто радиоприемник, совмещенный с проигрывателем музыки. — ответил Гейдрих, и, выждав секунду, специально, чтобы полюбоваться вытянувшимися от разочарования физиономиями товарищей по партии, выложил на стол что-то совсем уж маленькое и плоское, черного цвета. — Рация — вот.
— Этого быть не может! — возмутился фон Браухич. — Где это видано, чтоб радиостанция была такой крохотной? На каких частотах она работает?
— Выясняем. — сказал, как отрезал, Гейдрих. — Информация поступила ко мне всего за час до совещания, нашего гостя я приказал пока… оставить в покое. Дать придти в себя. В конце концов, он немец…
— Вы это проверили? — перебил его Гесс. — А если это агент мирового еврейства и плутократии?
— Проверили первым делом, партайгеноссе. Истинный ариец, без следов хоть какой-то примеси любой другой крови. Медики дали заключение с абсолютной уверенностью. Да я его сам видел — хоть сейчас на плакат.
— Так… — Адольф Гитлер вновь поднялся из кресла, хотя уже не так порывисто, и опять начал мерить шагами свой кабинет. — Переоценить значение этого события невозможно. Невозможно переоценить и последствия утечки информации. Канарис, пошлите проверенного человека на допросы гостя и введите в курс дела Рёдера. Гиммлер, подключайте людей из «Аненербе». Всех кто контактировал с этим… как его, кстати, зовут?
— Карл. — Гейдрих покосился на министра пропаганды и образования. — Карл-Вильгельм Геббельс, семнадцать лет.
Йозеф Пауль Геббельс поперхнулся воздухом и покраснел как рак.
— Успокойтесь, партайгеноссе, он утверждает, что вы не родственники.
Берлин, тюрьма Шпандау
08 ноября 1938 г., около двух часов дня
— Ни с какого боку не родственник. — покачал головой симпатичный юноша с коротким ежиком светлых волос.
Ойген фон Рок, доверенное лицо Рейнхарда Гейдриха, поморщился и покосился на коллегу из Абвера.
— Не являетесь рейхсминистру ни родственником, ни свойственником, ни сводной родней? — спросил Ансельм Борг, фрегатенкапитан, откомандированный на это дело от ведомства Канариса.
— Нет, герр офицер. — устало ответил тот. — Геббельсов у нас, как в России Ivanovih.
— А у вас откуда такая информация? Про Россию? — мягко поинтересовался фон Рок.
— Да из Интернета же! — парень попытался вскочить, но прикованные к столешнице запястья не позволили ему распрямиться, и он упал обратно на табурет. — От сетевых приятелей! Ну поймите же, Бога ради, я — из будущего. Там все — ВСЕ!!! — иначе.
1
Морской кадет Рейнхард Тристан Гейдрих с 1922 года проходил обучение на учебном крейсере «Берлин» где старпомом служил Франц Вильгельм Канарис. В 1930 году, личным приказом адмирала Рёдера, офицер связи флагмана германского флота «Шлезвиг-Голштиния» обер-лейтенант Гейдрих уволен со службы на флоте с формулировкой «за недостойное поведение и нарушение кодекса офицера» (отказался жениться на девице, которой сделал ребенка).
2
Рат Эрнст фон, советник германского посольства в Париже. 07.11.1938 г. в г. Париж убит Гершелем Грюншпаном, евреем, 17 лет. Убийство послужило поводом для «Хрустальной ночи» (9-10.11.1938), погрому еврейских магазинов в Германии, где 1/5 часть потерь экономики пришлась на витрины. Откуда, собственно, и название.
3
В 1936 году Гитлер поручил Герингу осуществление «четырехлетнего плана» — программы перевода экономики Германии на военные рельсы. Собственно, его можно считать и министром экономразвития.