От моего смеха дремавший на спине Эпоны Керк всполошился. И чуть не сверзился под копыта. Грязно ругаясь, он взмыл вверх и плюхнулся на крышу Крузака. А я...
Ну, не стану же я пояснять мужику: мол, ржу, как лошадь, потому, что думаю совершенно не о том. Мне бы трепетать по причине ядовитого хищника в опасной близости от тела. А я волнуюсь о том впечатлении, что произведу во-он на тех двоих мачо, что угрюмо взирают с берега на нашу разудалую компашку.
На самом деле, Сарг с Алесаром не были угрюмыми. Скорей мрачными до последней степени замогильной обречённости. Правда, ненавидеть меня осуждённые явно устали ещё вчера. И теперь с неизлечимым отчаянием хватались за единственную ускользающую причину подчиниться: воинский долг. Хотя я ко всему воинскому не имею и призрачного отношения.
На моё ласковое приветствие не ответил ни один. Две окаменевшие спины, торчащие на обрах, замаячили впереди, упрямо игнорируя присутствие симпатичной девушки. Я совершенно не расстроилась. Прекрасно знаю, что оба думают: дескать, цацкаться им со мной, не перецацкаться. Хотя у меня нет и тени намерения выёживаться – тем более, напоказ. Не девчонка же, в самом деле!
Да, признаюсь: я страдаю невинной тягой к необременительному позёрству. Не соблазниться иной раз пококетничать – выше моих сил. Но зрелые леди принципиально доставляют другим как можно меньше проблем. И, естественно, привыкли ожидать адекватной реакции.
В таком взвешенном конструктивном ключе зрелая дама и фантазировала дорогой. Всякообразнейшая чушь назойливо шебаршила в извилинах и морочила голову. Нет, я не задремала! Просто забралась глубоко в себя. И внимала собственным рассуждениям – Внимающая я, в конце-то концов, или штатная юродивая?
И какого рожна ко мне так подкрадываться?!
– Сиятельная! – официально-ядовито громыхнуло над моей свесившейся головкой. – Вам угодно простоять здесь до вечера? Мы можем распрягать вашего заснувшего обра?
Ну, то, что я заполошной курицей подпрыгнула на своем элитном насесте – это ещё, куда ни шло. Запуталась в балахоне и чуть не съехала лбом вперёд – мне не привыкать выглядеть дурой. Кстати, лучше этого защитного механизма в моем арсенале нет ничего.
А выставлять дураком или трусом мужика – это нельзя! Это табу для любой здравомыслящей женщины. Ибо даже измену мужчина прощает с большей охотой, а такой конфуз – никогда.
Но помилосердствуйте! Не моя вина, что потревоженному Куху приспичило лично выяснить отношения с теми, кто его разбудил. Я даже не сразу сообразила: отчего лицо подкравшегося к нам Алесара так побелело под несмываемым загаром? Охти ж мне, какие пертурбации! Секунду назад лицо мальчишки источало злую заносчивость самоуверенной молодости. А теперь на нём ошеломление и отвращение, сопутствующие банальному страху.
Это отнюдь не приличествует воину. И весьма неосмотрительно для женщины-свидетеля. Но, кто бы мог подумать, что крохотная головка моего очаровательного Куха может обесчестить такого мужественного витязя?
А заодно и его скакуна. Обр Алесара не просто попятился. Он буквально протанцевал задом наперёд и, крутнувшись, прыгнул в сторону. Сарг, которого мы все умудрились удивить, подался в нашу сторону. Но на полпути и его обр объявил забастовку. Пока военнослужащие приводили в порядок свои средства передвижения, мы с Кухом вяло переругивались.
– Разве можно так пугать? – восстанавливала я справедливость.
– Фыр-фыр-фыр, – вскарабкавшись на моё плечо, оправдывался он: дескать, чужие страхи его не касаются.
– Ты прекрасно знаешь, что мы теперь одна команда, – резонно возражала я. – И нас касается всё, что касается других. Даже, если нам до этого и дела нету.
– Фыр-фыр-фыр? – недоумевал Кух, чего это нам вместо охраны втюхали каких-то гимназисток.
– Ты к ним несправедлив, – отрезала я. – Тебя любой испугается. О твоих намерениях эти благородные воины не имеют ни малейшего представления. Вот когда они узнают тебя поближе...
– Сиятельная, – зло процедил подошедший Сарг, наплевав на бесперспективную борьбу с разъярённым обром. – Простите, что прерываю задушевную беседу с вашим... приятелем, – с трудом выплюнул он приличный эпитет. – Но мне хотелось бы знать: что этот..., – вновь проглотил он что-то ругательное. – Что это животное делает в вашем фургоне?