Сколько они пропахали лестниц – аграту иной раз казалось, будто и башню-свечку давно прошли насквозь. Уже на небо лезут...
– Здесь, мой аграт, – одними губами прошептал десятник, вскидывая руку у массивных дверей.
По всей видимости, они забрались под самую крышу башни.
– Оставайтесь здесь, – приказал Багдо аэт Юди, принимая у сотника тело дочери.
– Но!.. – возмутился тот.
– Открывай, – дал отмашку аграт, не глядя на друга.
И всё. И никто уж не посмеет противоречить господину, в голосе которого зазвенела бездушная сталь. Воины отскочили к стенам узкой площадки, когда из приоткрытой двустворчатой двери выплеснулось море света. И аграт нырнул в него с головой.
Двери за его спиной захлопнули верные руки. Пятеро бывалых воинов прилипли к окованным доскам: ни звука, ни щёлочки, ни надежды прийти на помощь. Сотник, не выдержав, потянул на себя огромное бронзовое кольцо – двери даже не дрогнули. А ведь пару минут назад распахнулись безо всякого!
– Остановись, – глухо осадил его десятник. – Бесполезно.
– Остановись! – пронзительно вскрикнули в глубине огромной залы.
Аграт замер, болезненно щурясь. Попривыкшие к темноте глаза взбунтовались, забурлили злыми слезами – не проморгаться. Он взъярился и решительно шагнул вперёд.
– Замри! – властно приказали из холодного облака света, раздувающегося в центре залы. – Не смей двигаться!
Голос высокий женский. Дотоле убийственно яркий, застывший свет заходил волнами. Забурлил, ввинчиваясь куда-то в центр, как вода в воронку. По сторонам проступили стены, какая-то мебель, высокие напольные подсвечники. Аграт скорей угадывал предметы по очертаниям, чем мог разглядеть.
Сверкнули радужными искрами стеклянные бока трёх... гробов? А они бывают стеклянными? Нужны такие?
Свет поблёк, завис развесистым грибом над громадным круглым столом в самом центре залы. И всё подрагивал, собирая морщины на самой макушке гигантской шляпки. Гонял волны по грибной ножке.
Серые балахоны – встрепенулся аграт. И как сразу-то не разглядел? Три Внимающие в масках осторожно стаскивали со стола безжизненные тела девочек. Трёх девчонок! Четыре старухи вились вокруг: хлопотали, заглядывали в бледные детские личики, оттягивали веки. Сморщенные руки летали над беспамятными телами – колдуют или ещё что?
Три Внимающие сомкнувшись плечом к плечу, отгородили от аграта стол – тёмные маски над сжатыми побелевшими губами застыли угрожающе.
И что? Что теперь? Дальше-то что делать?! В голове отчаянно бухало: опоздал! Всё, чему суждено было сбыться, случилось без него! А он опоздал. И Ксейя не вернётся! Не вернётся к нему та его Ксейя, а останется эта...
Эта?! Бескостная кукла с гнусной пакостью в её светлой умненькой головке?! Этот бесформенный кусок мяса, обманом представший перед ним в любимом облике?..
– Нет!! – взвизгнули разлетающиеся по сторонам девки в балахонах.
Одним прыжком обезумевший аграт достиг стола. Плечом отшвырнул всплеснувшую руками старуху. И с размаху бросил на дивную зеркальную столешницу тело дочери. Мотнулась её мёртвая голова. Разметались длинные косы. Задралась юбка.
Цепкие тонкие пальцы впились в рукава куртки кощунника, в подол, ловили ремень. Кто-то добрался и до волос на затылке. Тянули его, отчаянно вереща, изо всех сил – тянули прочь от закипающего светом стола.
Кто-то вцепился в Ксейю, лихорадочно стаскивая тело со столешницы. И вдруг её отпустили, подозрительно затихли. Тут и аграт почуял свободу. Он закрутил башкой: серые балахоны отступали прочь от стола. Девчонок поспешно прятали в стеклянные гробы, уволакивали в тень.
Аграт бросил взгляд на стол: сплошное сказочно-громадное зеркало с кипящим светом. Тот вырывался наружу. Пожирал нелепо изогнувшееся худое тело уже совершенно неузнаваемой дочери. Счастливый и свободный отец задрал голову: шляпка гриба пухла, дышала, распираемая изнутри. И вдруг взорвалась, пролившись на подлого захватчика лавиной непереносимого мёртвого ужаса.
Но тот не успел его толком прочувствовать – его время вышло.