– Я торопился, чтобы помочь тебе. Но, контейнер пришлось левитировать обычным порядком. А это лишнее время. Не беспокойся: всё под контролем. Я успел завершить подготовку. И активировать…
На этом оборвалась история моего переселения в тело юной баронессы, так и не успевшей повзрослеть. Зато успевшей родить сына, чему её покойный отец, без сомненья, был бы рад.
Глава 25
В которой выясняется, что на том свете точно не рай
Я согласна с Раневской, что Бог отчего-то взял моду любить страдальцев – никто не мог похвастать, будто видел счастливого гения. Счастье – считала она – для средних во всех отношениях граждан.
Но, абсолютно не согласна с ней, будто никакой справедливости в этом нет. Дудки! Как средний во всех отношениях человек, настаиваю: я стопроцентно заслужила счастье в силу выдающейся способности любить себя, невзирая на трудности. Правда, я полагала, что моя «заслуженность» подразумевала выдачу мне счастья в полном соответствии с моим списком.
Подумать только! Люди всю жизнь гоняются за счастьем, а у меня никак не выходит от него увернуться, когда меня лезут облагодетельствовать. Каждое вновь обрушившееся счастье ставит перед фактом новой катастрофы. И гордо демонстрирует мне плоды своих усилий: разруху снаружи и оторопь внутри.
Никогда не завидовала чужому добру, но лучше бы родилась несчастливым гением. Сидела бы себе спокойненько на сцене и пилила свою скрипку. Пожалуй, и картины бы малевала, хотя не терплю пачкаться.
Короче, собирала бы свои букеты, получала гонорары и страдала над своими несчастьями: неоцененностью и тупиковостью творческих замыслов. Всё лучше, чем получить по башке очередной порцией благодеяний. К примеру, после второй реинкарнации. Уже от одного этого слова меня потряхивает.
Хотя на этот раз я очнулась вполне здоровой: меня не кружило, не тошнило. Не тянуло сдохнуть «обратно», где у меня ничего не болело. Приходила в себя порционно: прямо какой-то древний клееный-переклеенный кинофильм, что зияет провалами событий. А это скверно. Лучше знать, что ты натворил, чем получать за это в неведении.
– О чём задумалась? – вежливо поинтересовался Тармени за пределами темноты, что меня окружала.
– Пошёл вон! – мерзким бесполым голосом протранслировало что-то рядом со мной мои собственные мысли.
Я напряглась. Как бы там ни было, женщина всегда остаётся женщиной. И «послав подальше», ей нужно непременно окинуть взглядом того, кто удостоился. Так что с неимоверным трудом затащила на лоб веки, но зрение показывало какую-то муть.
– Тебе нужно поднять внутренние веки, – подсказал Тармени.
– Прости, что мне нужно? – вопросила сбоку речистая равнодушная тварь.
– Поднять внутренние веки, – терпеливо повторил бог.
Его голос звучал откуда-то из-за трёх закрытых дверей. Или в ушах тоже нужно поднимать что-то «внутреннее», о чём я не подозреваю?
– В прошлый раз ты сообщил, что вселил меня в слизняка, – ледяным тоном напомнила о первом «пробуждении», но мерзкий голос радиолы испоганил все мои интонации. – Я и так не могу сообразить: откуда у слизняка веки? А теперь оказывается, что их не одна пара.
– В прошлый раз, ты меня не выслушала до конца, – поучительным тоном попытались поставить меня на место. – Ты устроила истерику. Хотя судить о ситуации можно, лишь имея полную информацию. Я четыре раза пытался с тобой поговорить. Но ты не дала мне такой возможности. А на этом этапе нам с тобой нужно постоянно взаимодействовать…
– Мне нечем с тобой взаимодействовать. У меня нет рук, чтобы тебя пришибить.
– Ну, руки у тебя, допустим, есть.
– Что?! – опешила я, и упустила концентрацию.
Наружные веки тут же схлопнулись. Бороться с ними снова не хотелось – мне и так всё отлично слышно.
– Руки у тебя есть, – как само собой разумеющееся, повторил он. – Возможно, это не совсем то, к чему ты привыкла. Но это, несомненно, две конечности, сгибающиеся в привычных для тебя местах. С пальцами тоже всё в порядке: они очень подвижны. И все шесть на каждой руке функционируют, как положено.