– Шесть? – окончательно растерялась я, не поспевая за потоком сногсшибательных новостей.
– Это только на руках, – заверил Тармени тоном священника, что успокаивал прихожанку, лишённую девственности прямо на исповеди. – На ногах пальцев пять, как ты и привыкла. Немного другое расположение… Но ты с этим быстро освоишься. Особенно при соответствующем способе передвижения.
– Значит, и ноги есть, – ухватилась я за позитивную новость.
Естественно, тотчас прислушалась к себе. Глухота, слепота и неподвижность помехой не стали: мне не впервой выскребатьсяя из анестезии или «постпереносного» шока. Главное, встряхнулось настроение, которое вшивый экспериментатор изгадил, начав моё возрождение с известия о том, что я слизняк. Из тех, с кем у меня сложились непреодолимая вражда и непрекращаемая свара.
Мои веки снова разъехались, пропуская в голову рассеянный свет – видимо внутренние заслонки попрозрачней.
– Я всё-таки позволю себе закончить, – заявил этот негодяй, возвращаясь к нашей задушевной беседе. – Ты неверно оценила предоставленную тебе информацию. Объект, в который мне удалось поместить твоё сознание, вовсе не является уа-туа-ке-тау. Хотя и принадлежит к одному с ними классу. Но к разным видам.
– Большое облегчение, – зло процедила я, что в изложении ретрансляционной сволочи прозвучало, как одобрение.– Убери её! – невольно взвизгнула, неосторожно уронив уже освоенные внешние веки.
До внутренней пары дело так и не дошло – попробуй тут, когда тебя поминутно тотально уничтожают.
– Кого убрать? – не понял рассудительный дуболом. – А, ты об этом. Прости, но я не стану его отключать. Во-первых, ты пока не можешь использовать… э-э-э… Назовём это мысленным речевым аппаратом. А это устройство позволяет тебе разговаривать, озвучивая твои мысли. Во-вторых… Знаешь, оказывается очень удобно общаться с тобой вот так, бесконтактно. Если я дистанцируюсь от твоих эмоций, наше общение приобретает более конструктивную форму.
– Не хочешь узнавать о себе всю правду? – поинтересовалась радиола под боком.
– Правду узнавать я весьма расположен в любой ситуации. Но твоё мнение обо мне далеко не всегда аргументировано. Критика должна быть конструктивной!
– Хочешь конструктивной критики?! – повысил голос передатчик моих мыслей, не повысив страсти. – Изволь. Как ты посмел опоздать, когда я отправилась подыхать?
– Опоздать? Разве ты испытывала дискомфорт в последние минуты жизни?
– Ещё какой! Да я себе чуть пупок не надорвала, поджигая эти проклятые сундуки. Все руки в занозах! А ты ещё осмеливаешься заикаться о дискомфорте? Это неприлично: заставлять женщину так вкалывать перед отбытием в рай. Туда она должна являться при полном параде. А не так, будто её кто-то пережарил и выбросил на помойку. Ибо жрать такое невмоготу.
– Да, интересно было бы посмотреть, – искренно заинтересовался Тармени.
– На что?
– На место, куда люди надеются попасть после смерти. Я, конечно, слышал различные теории…
– Что там с вашими классами и видами? – немедля вернула его с неба на землю. – Кем я, в конце концов, стала? То ты пугаешь перевоплощением в слизняка, то расписываешь мои конечности. Так я всё-таки рыба или мясо?
– Принципиально ты теперь продукт симбиотической связи…
– Пардон, симбиотической – это что-то сложносочинённое?
– Скорей, сложносоставное. Ибо я ничего не сочинял. Эта технология была разработана…
– Заткнись, упырь! Никаких лекций по истории вопроса! – вежливо попросила его радиоточка. – Я желаю знать, в чью родословную влезла своей немытой рожей на этот раз.
– Джен вовсе не имела в виду…
– Тармени, я буду ходить?
– Конечно!
– А драться? У меня будут большие кулаки?
– Чувство юмора указывает, что твой период адаптации будет весьма…
– Пошёл вон! – мысленно зарыдала я.
– Ты тоже не имеешь в виду то, что предлагаешь. Ты не желаешь, чтобы я ушёл. И это в общении с людьми самый неудобный фактор. Причём, заметь: именно ты не позволяешь мне довести до конца ни одной мысли.