Так вот и лежала, вздыхая и косясь на играющих с ветром нартий. Настроение было, как у скорпиона, которому внезапно подарили интеллект, и тот осознал своё низменное членистоногое положение. Желания в том же духе: убить автора подарка.
Глава 26
В которой выясняется, что на самом деле бог – это диагноз
«Мне без трудностей как-то невесело» - то ли грустила, то ли хвасталась Римма Хафизова. Невесело! Мне без трудностей вообще не живётся, не можется. Видать, оттого мы с ними так хорошо понимаем друг друга – не предъявляем друг к дружке нереальных требований.
Я вот никогда не забываю, что трудности не приучить к лотку подобно кошке. И потому их природное стремление гадить, где попало, лучше сразу причислить к разряду атмосферных явлений. А трудности, в свою очередь, усвоили, что давить на меня чересчур сильно не рекомендуется: я от этого дурею и норовлю сдохнуть.
Мои шарики с роликами весьма консервативны и не физкультурны. Они терпеть не могут таких потрясений, после которых нужно вновь складываться в привычную мозаику. Их и без того таскают с места на место, пристраивая в очередную неподходящую голову с невыносимой средой обитания. Хорошо, конечно, что я вновь возвращаюсь к жизни. Плохо только, что не к своей.
– Какое бы тело не заняло твоё сознание, твои привычки переберутся в него вместе с тобой.
Я покосилась в сторону голоса. И произвела на свет какой-то рык со свистом – а внутри хихикнула. Передо мною стояла на задних лапах чистопородная обезьяна в прилизанных иголках и металлических обручах. Те были повсюду: на запястьях, над локтями, у плеч, на шее, на груди, на поясе, на каждом бедре и на каждой голени. Последние сверкали у самых ступней. На голове тоже красовался обруч, за которым торчала дикобразовая причёска из таких игл, что невольно возникали подозрения в миролюбии жуткого монстра.
Ну, а морда… Обезьяна – она обезьяна и есть. Что-то вроде бабуина с вытянутым железным шнобелем. Веки так вообще чистые забрала на рыцарском шлеме. А такой рот я и вовсе носить отказываюсь – паскудство, а не рот. При виде этих челюстей не поднимется даже солнце над горизонтом. Да уж, такое страхолюдство только под землей и прятать. Как у меня только язык поворачивался хаять тело милой Ксейи? Она была просто бесподобной красавицей!
Всё во всех вселенных куда-то эволюционирует. Я как-то слыхала, что даже отношение массы протона к массе электрона куда-то там меняется – страшно горжусь этим научным знанием в своей голове. Зато моё везение явно претендует на звание неистребимой константы.
Ну, что ж, если мне постоянно не везёт, стану эволюционировать вглубь себя. Доведусь, так сказать, до совершенства. И доведу всех, кто причастен к моему горю.
– Прислуга-то в этом доме имеется? – нагло заявила я, на удивление легко переходя к мысленному общению.
– Прислуга? – не понял меня божественный гамадрил. – А, ты имеешь в виду этот беспорядок? Кажется, у людей он называется свинством?
– У людей много, что называется свинством, – вежливо поделилась я. – Например, производить над тобой эксперименты, не уведомив, чем те могут закончиться.
– Ты постоянно говоришь и чувствуешь по-разному, – заметил Тармени. – Ведь ты довольна, что твоё сознательное существование не прервалось. Понимаю, что внешний облик доставляет тебе некоторые неудобства. Но это всего лишь дело привычки. И некоторых штампов, обусловленных реалиями того мира, в котором ты вырос.
– Не просто штампов, – снизила я градус подкатившего раздражения…
И вдруг цапнула ногой валявшийся рядом фрукт.
Смех смехом, но по способности дотащить пальцы ноги до рта я много лет отмеряла, сколько осталось до старости. Последний раз это удалось лет в двадцать. А потом наступили чёрные времена: после рождения первого ребенка тело начало вести борьбу за сытое безопасное ожирение.
И вот теперь – почти в семьдесят – я сидела на полу и чавкала фруктом, держа его в правой ноге. Заодно оценила её устройство. Отметила, что торчащий отдельно от остальных большой палец помешает носить туфли-лодочки. Хотя такую ступню не засунуть и в растоптанные галоши.
– Ты хочешь использовать обувь? – весьма удивился Тармени, неподражаемо аккуратно выедая громадной безгубой пастью мясистую мякоть мохнатой зелёной репки.