Недоумённое состояние. Зарезаться что ли с тоски? И как не стыдно так мучить живого человека? Интересно, а как это, когда душа отделяется от тела? На зеркале ничегошеньки прочувствовать не успела. Будто и не переносилась в пространстве, а перепрыгнула с табурета на табурет. И башка болит…
Рядом с отвагой покорившейся судьбе женщины мужские подвиги, как плешивые щенки рядом со львом в период расцвета его шевелюры. Тело ломит, и замёрзло до сосулек в брюхе. Перспективы покинуть это каменное дупло исчисляются отрицательными величинами. А я ползла внутрь горы с факелом веры в зубах: никто не исключит меня из этих тараканьих бегов, пока не финиширую!
Шанс доораться до помощи – которая непременно меня где-то ищет – использовала на полную катушку. Глотку сорвала, но эта канализация проглатывала звуки куда-то внутрь себя. Плевать! А плюю я так профессионально, что даже странно, как до сих пор не изобрели такой работы?
Рах, бесстыдно подслушав мои мысли, весело фыркнула. Лизнула меня в подбородок и унеслась прочь. Обруганный оптимизм напомнил о том, какая замечательная штука ночное зрение. Я с ним легко согласилась. Даже воткнула свои пять копеек: Сарг всё-таки большая умница, если придумал шить куртки из обливявших шкурок нартиевой малышни. Отличная куртка получилась: в спине и локтях гнётся туговато, зато от переломов при падении в пещеры спасает.
Оптимизм приободрился и ткнул пальцем в закинутую на спину сумку. Дескать, фляга с водой, зелья и огниво при тебе. Я щёлкнула его по носу вопросом: а дрова? Где-то впереди зашлась смешливым стрёкотом Рах. Я сдула с губы поедучую горстку слёз и продолжила борьбу за выживание.
Тоннель то сужался до пресмыканий на брюхе, то возвращал меня в млекопитающее состояние на четыре конечности. То радовал чем-то вроде песочка под ладонями и коленками, то огорчал колкими камушками. То пугал, то провоцировал новый виток пофигизма, но продолжал неуклонно спускаться всё ниже и ниже. Хоть сыростью не мучил, и то хлеб.
Но, больше всего вдохновляло присутствие Рах, разбудившей меня и насильно заставившей двигаться. Там, где нет надежды на прочих живых, лайсак непременно тебя отыщет и выведет.
Лайсаки могли спорить с тобой, пренебрегать твоими интересами и насмешничать над твоими намерениями, но никогда не лгали – что да, то да. И если Рах так легкомысленно щебетала, носясь туда-сюда, значит, она уверена в наличии выхода в той стороне, куда мы не входили. Нужно только потерпеть и доползти до него. Хотя бы ради того, чтобы убедиться в её правоте.
Жаль, конечно, что больше нет воды, и мозги почти кончились. Но Рах непоколебима: ползите и обрящете. Я очень старалась, если не ради обещанного ею результата, так хотя бы для того, чтобы не околеть окончательно.
Правая рука достигла болезненного состояния левой и вскоре заняла лидирующие позиции. Обезболивающее зелье из деревянной баклажки здорово выручало. Но и его не получится растянуть, как оптимизм, от которого уже подташнивало. Нудное путешествие изредка разнообразили спуски в ямы, перед которыми семафорила Рах. Или заковыристые изгибы стенок с острыми краями. Пару раз я прилегла подремать, но мой цербер не позволял расслабляться.
Состояние отупения приходило раз пять или двенадцать. Истеричное веселье только разок. Страх ни разу, а злость дважды, когда я особенно чувствительно не вписалась в поворот. Благополучно избежала только отчаянье.
Когда мы выкатились в громадную пещеру с красивым озером посередине, о ней я догадалась лишь по внезапной слепоте, подаренной тускловатым, но всё же настоящим светом.
Глава 4
В которой я познала бога и не поверила глазам
Лучше всех моё отношение к Богу описала когда-то Зинаида Гиппиус. В том самом «Серебряном веке», когда все носили мозги набекрень. Мы обе считаем, что люди призывают Господа, дабы тот явился и успокоил: дескать, грех ваш и не грех вовсе. А коли всё-таки грех, так не переживайте: прощу за то, что вспомнили обо мне и позвали.
А ей – кручинилась эта непростая русская женщина – некуда позвать Бога, потому как она путешествует. Мне в таком случае вообще пристало удавиться: я не путешествую, а таскаюсь поневоле. И это тем больней, чем острей я ощущаю, что приход второй молодости оказался каким-то… неудалым.