– Нет, ты видала умника?! – витийствовала королева, носясь по кабинету.
Двадцать Первый смотрел на неё взрослым, приличествующим наследнику взглядом. Заглянув внутрь мальчишки, я едва удержалась от смешков: тот прикидывал, как бы кому-то за что-то насолить. Одновременно разрабатывал планы прикрытия собственной задницы и отхода – «кто-то там» был кем-то взрослым и весьма влиятельным. А к тому же – судя по реакции ребёнка – законченным мудаком.
Дай Бог удачи Руфесу, когда этот пострелёнок залезет на трон и вздумает пострелять указами. Вот уж наплачутся от него всякие бюрократы с казнокрадами.
– Чего хочет? – вяло полюбопытствовала богиня, подмигнув разогнувшему спину прынцу. – Впрочем, я, кажется, знаю.
Двадцать Первый насторожился и неодобрительно зыркнул на Кишагнин, дескать, ябедничать нехорошо. Кэм страшно обрадовалась и торжествующе упёрла руки в бока:
– Ну, и для чего ему сотня золотых с десятком ребятишек из департамента тайных дел?
– Не скажу, – хмыкнула я.
– Чего это? – не поверила Кэм.
– Ты скоро помрёшь, а мне с этим паразитом всю жизнь соседствовать, – ехидненько напомнило приведение. – Что я деревянная, портить отношения с будущим таном?
– Ты дефективная, – обиделась Кэм. – Не понимаешь, что ребёнок может вляпаться во что-нибудь… такое, – неопределённо покрутила она рукой.
– Не вляпается, – отмахнулась я.
– Что, план так хорош? – обрадовалась Кэм, обнимая внука.
– Залюбуешься! – соврала я, отвешивая подруге комплимент. – Только ты, Раутмаша, не заносись, – тотчас спохватилась безответственная богиня. – Продумай всё… как надо.
– Я буду осторожен, Пресветлая, – вежливо поклонился отрок и вмиг сдристнул из кабинета.
– Такая морока с этими детьми, – пожаловалась Кэм.
И направилась к потайному сейфу, где у неё была припасена солдатская сивуха.
– А где Двадцатый, – заботливо поинтересовалась я о её сыне.
– Где-то женится, – вздохнула королева, сдвигая гобелен. – Первую жену в гроб загнал, теперь вторую заводит. Представляешь, она северянка. Такая же отмороженная, как мой сынуля.
– Из приличной семьи?
– Плебейка, – преспокойно констатировала Кэм, вытаскивая графинчик. – Так что, Двадцать Первому сводные братья не угроза. Пусть плодятся.
Мы немного потрещали о детях и прочих сволочах. Королева выпила и вытурила меня прочь – дел у неё, как всегда, по горло. И я направила стопы в родную цитадель.
– Ты сбрендила! – встретил меня возмущённый женский вопль.
Он барахтался в клубах едкого дыма, от которого лабораторию Шарли буквально распирало. Где-то внутри него метались заполошными птицами две фигуры в майках с бриджами и махали крыльями. При ближайшем рассмотрении оказалось, что тряпками, служившими в опытных руках лопастями вентиляторов. А вентиляторами работали Розамунд с Луизой – два зама патронессы по хозяйственной части.
– Ты это видала? – устало осведомилась запыхавшаяся Розамунд, когда разглядела среди дыма приведение.
Через четыре года у бабульки столетний юбилей, а её ни хрена не берегут. Кто им тут будет наводить порядок, когда она окочурится от такой собачьей жизни?
– Брось ты эту террористку, – сочувственно предложила я. – Окна же открыты. Само как-нибудь выветриться.
– Ага! – насупилась боевитая старушка. – А за это время тут всё провоняет. Ковры-то на стенах абуяртанские. Длинноворсные. Между прочим, дорогие. Нам специально на заказ такие здоровенные соткали. А эта мымра! – возопила она.
И обернулась к вылезающей из-под лабораторного стола мясистой заднице в обгоревших бермудах. Розамунд подскочила к ней и отвесила душевнейший пинок, ворча, мол, жаль, что тапки мягкие. Шарли ещё чуток попятилась, выудила из-под стола голову и уселась, растопырив колени.
– Старая дура, – добродушно проворчала патронесса.
И утёрла грязной рукой чумазую рожу. Вид у неё – как всегда, когда она умудрялась облажаться по-крупному – был величественный и снисходительный. А ведь ей уже под семьдесят – вдруг заныло у меня в груди. Сколько она ещё проживёт? Пускай полвека или даже больше, но потом…