– Третий день, – обличающе заявил Вейтел, входя в спальню приёмной матери.
Почуял родненький, что явилась натуральная, и прискакал.
– Ты женишься? – осведомилась я, подлетев к ребёнку.
– Передумал, – хмуро буркнул тот.
– А, так это они с радости нализались. Слушай, Джен сейчас рухнет. Ещё башку разобьёт. Ты бы…
– За тем и пришёл, – проворчал Лисёнок.
Затем перетащил на кроватищу герцогини и её саму, и собутыльницу-ведьму.
– Хорошо лежат! – восхитилась я, любуясь на двух старых пьянчужек. – А где Алесар?
– Держится подальше от этих, – как само собой разумеющееся, пояснил сын, накрывая переобрадовавшихся родственниц шёлковым покрывалом. – Вчера пытался сунуться с увещеваниями. От кувшина и прочих тяжестей увернулся. Но наслушался! Пошли, а то тут воняет, как в палатке рядового десятка на марше.
– Ты мне зубы не заговаривай, – усмехнулась я, выплывая вслед за ним в двери. – Что с твоей подругой? Джен дотюкала?
– Против неё у меня иммунитет, – щегольнул сынок умным словечком из более высокоразвитого мира. – Твоя ведьма сглазила.
– Подтолкнула пошарить у любимой в башке? – озарило меня.
– Нет, я с самого начала не обольщался, – задумчиво рассказывал Вейтел, медленно шагая по коридору герцогского новостроя. – Сама знаешь: общий фон эмоций весьма информативен. Она меня не любила, но я ей нравился. И она честно верила в то, что обязательно меня полюбит. Я думал, что толчком для неё было тщеславное желание стать невесткой самой Кишагнин. В принципе, ничего такого: нормальное желание.
– А там оказалась сплошная политика и жадность, – поспешила я закончить неприятный для него разговор.
– Точно.
– Что-то я не ощущаю в твоём фоне трагедийных ноток, – начала подозревать сына в укрывательстве.
– Хреново было, – признался Вейтел, спускаясь по крутой лестнице. – Я даже не ожидал от себя. Здорово она меня зацепила. Девочка-то хорошая, добрая.
– Но слишком послушная дочь, – вздохнула я. – Мне жаль.
– Мне тоже.
Мы молча вышли на мост, соединявший вход в донжон с крышей одной из казарм. Раа-гар, что расположился подремать внизу под мостом, уже вставал, вытягивая к нам шею. Вейтел спрыгнул прямо ему на спину, и вскоре мы уже поднимались над цитаделью. Сын довольно спокойно живописал мне историю своей первой аж трёхдневной любви. И слишком рассудочно для потерпевшего катастрофу.
Как-то незаметно к нам присоединились Эби с Арнэром: тактично шли на пару эшелонов выше и вовсю грели уши. Ибо также слышали всё это впервые: шлялись где-то целый месяц и вернулись буквально за полчаса до явления богини.
– И кто ж тебя так обработал, что ты мне не душу раскрываешь, а роман пересказываешь? – поинтересовалась я, когда печальная повесть подошла к концу.
– Тармени, – удивился сын моей неосведомлённости. – В тот же день. Уже через час после того, как я залез к ней в голову. Меня так скрутило…
– Бывает, – брякнула я, чтобы не сорваться в слёзы.
– Я связался с ним через талисман, – поторопился с объяснениями Вейтел. – Он почувствовал, что меня выворачивает наизнанку, и пришёл. Ты злишься, что мы за твоей спиной?
«Дебил!» - не выдержала Эби. – «Ей больно, когда тебе плохо. Тоже придумал рассказывать матери о тонкостях своего подросткового психоза»
– Не подумал, – огорчился Вейтел, состроив трагическую мину.
Он виновато моргал, пытаясь разглядеть в моих глазах что-то очень нужное ему сейчас. Я висела прямо перед ним в позе лотоса и совершенно не представляла, как утешать взрослого мужика.
– Ты зациклилась на том, что не умеешь, – укоризненно указал мне на ошибку Тармени. – Думаю, Вейтел справится с неудачей собственными силами.
Он возник рядом со мной в совершенно уж непотребном виде: один балахон и часть бороды.
«Великий прав», - проворчал Арнэр, снижаясь. – «Вечно вы бабы преувеличиваете, где не надо»
«Зато преуменьшаем, где надо!» - огрызнулась Эби, но развивать семейный скандал не стала.
Тармени чуток посидел с нами и пропал. А мы всё летели и летели, куда глаза глядят, пока не кончился материк. Уткнувшись в море, нартии приземлились на широком песчаном пляже. Вейтел развёл костёр. Нартии окружили его горячим непроницаемым для посторонних валом. Они немного проголодались, но отложили охоту на акул, ибо у их приманки было свидание с матерью.