Молодая сотрудница не обошла своим вниманием и работодателя. Даосову в то время исполнилось тридцать шесть лет, был он недурен собой, к тому же, как уже говорилось, внешностью, особенно бородкой, напоминал хана из знаменитого советского боевика. Надо сказать, что круглосуточные моления в дацанах не прошли для Даосова бесследно. Не то чтобы он был абсолютно равнодушен к женщинам, но вполне мог обходиться без них. Тем не менее чары легкомысленной поклонницы «Камасутры» оказали влияние и на него. В один прекрасный вечер они оказались в постели Даосова. Борис Романович был приверженцем традиционных способов любви. Разумеется, он начал с предписанного «Камасутрой» сорокапятиминутного целования пяточек, а утомленная рестораном и выпитым шампанским Леночка постыдно задремала и все самое интересное пропустила. С этого времени помощница к своему шефу относилась с уважением, называла его «маленьким гигантом большого секса», но попыток к сближению не возобновляла. Даосов воспринял это с глубоким внутренним облегчением, к которому, впрочем, примешивалось и некоторое разочарование.
Предприятие Даосова оказалось неожиданно удачным. Впрочем, неожиданной эта удача была лишь для Бориса Романовича. Российские граждане, воспитанные в эпоху социализма в доверии к государственному аппарату и в ожидании вечной халявы, только и ждали тех, кто захочет их обмануть. Они доверчиво получали ваучеры и сдавали их в инвестиционные фонды, которые, обожравшись ваучеров, лопались, не оставляя каких-либо следов. Российские граждане долго не унывали и продолжали с достойным иного применения усердием искать новых мошенников, вкладывая деньги то в"Русский Дом Селенга", то в «МММ», просто в «Хопер», а то и в «Хопер-инвест». Жажда халявы и доверие были так безгранично велики, что некоторые из граждан попадались на один и тот же голый крючок по нескольку раз. Удивительно ли, что ИЧП «Мистерия жизни» оказалось именно тем предприятием, о которых среднестатистические россияне могли только мечтать. Где еще найдешь предприятие, которое может обмануть тебя в следующей жизни? А умудренные собственным негативным опытом россияне к детищу Бориса Романовича Даосова относились именно так. В принципе их грела перспектива обмануть самого реинкарнатора: «Вот он, жулик несчастный, возьмет с нас деньги за последующее рождение в новом теле, придет время — где душа? А нет ее, в Аду мы, дорогой товарищ Даосов, паримся, хрен ты нас оттуда достанешь!» Почему-то все ожидали, что попадут именно в Ад, перспектива райского блаженства российским гражданам казалась столь же реальной, как индексирование дореформенных вкладов Сбербанком — может быть, когда-нибудь…
Как бы то ни было, но предприятие Бориса Романовича Даосова процветало. Успехи в бизнесе дали ему возможность приобрести автомашину, двухкомнатную квартиру и сделать евроремонт в офисе. Получилось солидно. В одной комнате сидела Елена Богомаз, выполняющая обязанности секретаря и бухгалтера, в другой сидел сам реинкарнатор. В ящике письменного стола Даосова жила большая мудрая кобра, которая помогала Борису Романовичу уламывать недовольных и упрямых клиентов. Животное было спокойное и в отличие от компаньонки неприхотливое, гонорар брала мышами, да и то не каждый день.
Стержнем ИЧП «Мистерия жизни» был обменный фонд душ, которые Даосов хранил, как и предписывалось трактатами, на острие иглы. Иглы Борис Романович держал в специальных подушечках, которые ложились в деревянную шкатулку, а шкатулка, в свою очередь, запиралась в сейф. Иногда он раскладывал подушечки с иглами на своем рабочем столе и любовался многочисленными ореолами, исходящими от собранных на иглах душ. В основном, конечно, преобладал серый цвет посредственности, который изредка разбавляло розовое мерцание поэтических душ, красноватые художественные блики и бордовые пятна душ, склонных писать прозу и жалобы (надо иметь в виду, что высокохудожественную и оттого правдоподобную жалобу или донос иной раз написать сложнее, чем рассказ в привычной народу манере социалистического реализма) изредка озаряло комнату голубоватое сияние инженерно-технической души, аквамариновая синева научного работника, желтые искры религиозных душ и иные сполохи, соответствующие основным наклонностям имевшейся у Даосова сути. Конечно, хотелось бы, чтобы в общем калейдоскопе почаще вспыхивали бриллиантовые блестки гениальности и таланта, но об этом можно было только мечтать. Редкие карначи могли похвастать, что видели подобные блестки в своей коллекции, такими душами можно было завладеть лишь в случае, когда они не проявили себя в предыдущем рождении, обычно же, проявив себя достаточным образом, они непременно попадали в Рай или Ад, за этим чистилищные следили особенно внимательно.
Шкатулкой Борис Романович Даосов особенно дорожил, поэтому категорически запретил своей помощнице лазить в сейф. Запрет этот был опрометчивым, уже на следующий вечер Борис Романович обнаружил в расположении игл видимый беспорядок. Сообразив, что в своей беспечности он сподобился Синей Бороде, Борис Романович вызвал Леночку к себе. Убивать ее в соответствии с сюжетом французской сказки он не стал, а наоборот, сев поудобнее в кресло, долго объяснял девушке, что может произойти, если человек не имеет навыков реинкарнации, приводил ужасные своей недостоверностью примеры, показывал, как неопытные реинкарнаторы теряют свою индивидуальность в результате неправильного обращения с инкарнированными на длительное хранение душами, и с укоризной высказывал мысль о том, что по халатности Леночки они могли потерять основу благосостояния их предприятия. Около четырех часов утра Елена Владимировна Богомаз расплакалась и попросила уволить ее с работы, но увольнять девушку Даосов не стал, а отвез ее домой. Увольнять сотрудника с работы было бы непростительной ошибкой — ведь каждый новый человек мог раскрыть секреты производства, но Елене Владимировне ее начальник все-таки продолжал верить.
Подумав о девушке, Даосов некоторое время обдумывал возможность ее участия в происходивших событиях, но поздравому размышлению отказался от мысли о такой причастности. Однако оставалось неясным, кому он перешел дорогу. Вроде бы жил — не химичил, на чужое не зарился. Когда подсовывали души, по праву принадлежащие верхним или нижним, сразу отказывался, даже цены не узнавал. Две недели назад, например, предложили Борису Романовичу душу настоятеля Свято-Духовичного монастыря Устима Царицынского. Так ведь он сразу от нее отказался, знал, что это не его товар. А души священников последнее время были в баальшой цене! Выгодно можно было бы ее пристроить, желающих хватало. Однако реинкарнатор договоренности соблюдал и настоятельскую душу не приобрел-таки. Так ведь душеприказчик недобросовестный, что Устима Царицынского предлагал, никак не пострадал. Живет себе и даже «вольво» новый купил. И никто его давить грузовиком не собирается, никто не спрашивает, каким образом он святую душу умыкнул, архангелов не дождавшись. Что же, Борис Романович Даосов — крайний? Нашли виноватого! За чужой овес холку мылить взялись!
Нет, определенно на него злились не верхние и не нижние. Были бы верхние, давно бы прилетел Ангел, ахнул бы ло предприятию молниями, праха бы от здания не осталось. Да и нижние по таким диверсиям великие мастера были, не в ночь они Борису Романовичу вспомнилось! Нет, на верхних и нижних это вообще было не похоже. А может, чистилищные? Встретиться бы с ними, поговорить… Только как же, поговоришь с ними! Даосов помрачнел. Впрочем, на чистилищных это тоже было не особо похоже. Тогда кто же? Может, конкурент какой объявился? Нет, не выпускник дацана, этих реинкарнатор знал хорошо, и вряд ли кто из дацанских пошел бы на такую подлянку. Но ведь мог кто-то из шаманов или вообще неучтенная самоучка, к которому случайно попали старые списки нужных трактатов. Навострился, стервец, по ним основным реинкарнаторским понятиям и действиям, а теперь жаждет найти применение своим знаниям и мастерству, жизненную нишу или материального благополучия, подлюга, ищет.