Библия была единственной книгой, которая никогда не пылилась на деревянной полке в гостиной нашего дома. Дед часто садился за стол, одевал очки с толстыми линзами на резинке и молча перелистывал страницы со скоростью плавки воска. Я не являюсь сильно верующим человеком, не находя в молитве успокоение, порой задумываясь об упокоении собственной души. Читая эту «сокровищницу всех святых» я находил в ней одно лишь ограничение и запрет, а непослушание, названное "грехом", использовал ежесекундно в помыслах и поступках, но только во вред самому себе. Я не могу считать себя христианином, даже если бы дед был католиком, но и не именую себя мусульманином, ничего не зная о евреях и буддистах. Мне никогда не хотелось принадлежать к чему-то одному, предпочитая пробовать все в неизмеримых количествах, будь то вино, хлеб или зрелища.
Я выбрал путь через лес и реку, чтобы пройти дорогу, тянущуюся шлейфом детских воспоминаний. Прошел где-то час с начала моего рассказа, в котором я повествовал о будничной жизни, не доходя до пристрастий — главной части существования, будучи кое-каким бродягой.
Пробираясь через густой лес, оставляя на примятой траве отпечатки испачканных в речном иле подошв, шаг за шагом, метр за метром я прорывался все глубже в лесную чащу в надежде выйти на опушку. Папоротник мешал пройти дальше, а лес становился все темнее. Не умей я вычислять местность по цвету мха или коре величавых деревьев, несомненно заблудился бы в неизведанном тайнике матушки-природы. Лунный свет едва проникал в просветы между объемными облаками и сквозь густой полог листьев. Я бы с удовольствием остался там жить, будь рожден не человеком, а диким животным, которое умиротворенно разгуливает по зеленой траве лесной чащи. Мне нравилось чувствовать себя свободным, бродя по лесу или степи, и только холод да темнота не давали насладиться красотою пейзажей и вольностью состояния, накрывая блуждающего атласным покрывалом ледяной свежести.
Моя одежда в меру потрепалась, пропиталась запахом костра, который я разжигал днем ранее под огромным мостом медного цвета возле какого-то канала: ароматным стейком придорожного кафе неделей ранее (меня провожал в путь друг Румми, наблюдавший за моими жалкими попытками подкатить к официантке Кэт, любезно отказавшей мне в личной услуге). Старая клетчатая рубашка порвалась на рукаве, когда я зацепил очередную ветку громадной ели, выцвела от дешевого порошка попутных прачечных придорожных мотелей. Джинсы, десятки раз штопанные-перештопанные, испачкались в грязи, когда я несколько раз давал слабину и катился по земле, словно выброшенный мячик, с которым детям попросту надоело играть. Я катился и крутился, пробивая дорогу к окраине леса и собственных мыслей.
Я яростно продирался сквозь густые кусты, окружавшие правый берег реки. Мои жалкие попытки перейти реку вброд увенчались успехом и я, искушенный красотою ночного неба, короткими прыжками пересек стремительный поток воды, перепрыгивая с камня на камень в попытке удержать равновесие и не грохнуться как мешок с навозом в воронку из воды и грязи. Джинсы нещадно промокли по косточки, а кеды превратились в месиво из ткани, кожи и дерьма. Я попал в ловушку темноты и природы, интуитивно ощущая, что нахожусь не далеко от Нижнего Тиса. Я уже было смерился со своей жизнью, реально осознавая, что мир полон ловушек, расставленных специально для таких недотеп как я, попавших под влияние пагубных привычек и наслаждений, полученных от осознания собственной глупости, спустя неизмеримое количество времени. Эти капканы словили меня, словно жертву невольных пристрастий, которой я являлся в момент потери разума в одном из мотелей под дозой ЛСД или прочей гадости, что умело и с регулярной точностью дарила мне то самое наслаждение, выводя на новый уровень нереальность жизненного восприятия и избавляла от натиска совести мою душу.
Мне нравилось находиться во власти, ощущая полный контроль над собой, не прикладывая к этому никаких усилий, и я желал большего, пробуя все новые развлечения с целью увеличения наслаждений. Не скажу, что я был привязан к этому: просто теряя контроль над собой, приходило ощущение безумного счастья и безудержного веселья, которое приносило на крыльях розового дракончика, ощущение тоски, влиявшей на мое суицидальное состояние, топившее мой разум в стеклянном стакане огненной жидкости, разъедая печень и мозги.