Кроме того, через пять минут у Томаса заканчивалась вахта...
Дженерети преодолел последнюю ступеньку, шагнул на ковровое покрытие капитанского мостика. Должно быть, он выполнял какое-то пору чение кого-то из офицеров. Когда он поднял взгляд и увидел черные, сверкающие звездами небеса, его дыхание стало прерывистым. Он остановился в нерешительности в дюжине шагов от Томаса, задрав голову и потрясенно уставившись в космическую бездну. Его реакция удивила офицера. Раньше Стрейнжбери с подобным не сталкивался. Оказывается, на космическом корабле и в самом деле были люди, видевшие космос только на вспомогательных видеоэкранах.
Совершенная, абсолютная прозрачность обзорного экрана капитанского мостика создавала полную иллюзию присутствия в темном, пустом космосе. Такая штука и впрямь потрясала человека, не привыкшего к подобным зрелищам.
Стрейнжбери охватило неосознанное чувство превосходства. Он-то с раннего детства имел право находиться на капитанском мостике. Для него все, что существовало вне корабля, казалось таким же естественным и обыденным, как и сам корабль.
Стрейнжбери заметил, что Дженерети постепенно приходит в себя после первоначального потрясения.
— Да-а, это действительно круто,— пробормотал он.— Которое из них — Центавр?
— Вот то, — Стрейнжбери указал на очень яркую звезду, сверкавшую за направляющими астронавигационного планшета.
На капитанском мостике было запрещено разговаривать с гражданскими членами экипажа, и Томас сам удивился тому, что позволил себе ответить этому бесцеремонному парню.
Может, это случилось из-за ауры силы, исходившей от Дженерети. Но скорее всего поступить так Томаса побудило желание хоть отчасти сблизиться с другими молодыми людьми на корабле, ведь Джей считался одним из лидеров.
Этикет требовал, чтобы сын капитана, держался особняком. Однако Стрейнжбери понимал, что принадлежность к «правящей элите» корабля обрекает его на одиночество.
Томас вдруг представил себе картину: он влачит жизнь затворника, точно так же как его отец. Живет, всеми покинутый...
Молодой человек тряхнул головой, пытаясь отогнать подобные мысли.
Через несколько минут окончится его вахта. И тогда Стрейнжбери мягко, но решительно отведет Дженерети вниз по трапу и дружелюбно поговорит с ним. И тут Томас заметил, что Джей ухмыляется..
— У меня что-то не так с лицом? — ехидно спросил он. — Ты так на меня уставился!
Стрейнжбери промолчал.
Дженерети опять задрал голову, разглядывая звездные россыпи.
— А здорово нас облапошили, — проворчал он. — Мол, каких-то поганых четыре года полета со скоростью света — и мы на месте! Надули по полной программе!
— Осталось всего девять лет, — возразил Стрейнжбери. — Еще лет девять, и мы у цели.
— Угу! — цинично согласился Джей. — Девять лет... Пустяки.
Он помолчал немного, а потом спросил:
— А которая тут Земля?
Стрейнжбери указал на противоположную сторону мостика. Один из его векторов-направляющих планшета всегда указывал на Солнце.
Около минуты Дженерети внимательно разглядывал бледную звездочку. Выражение его лица изменилось, теперь на нем ясно читалось уныние, плечи опустились. От прежней самоуверенности не осталось и следа. Наконец он прошептал:
— Это так далеко отсюда, так далеко... Поверни мы сейчас назад, тебе и мне было бы по сорок лет, когда мы бы вернулись на Землю...
Внезапно Дженерети шагнул к Стрейнжбери и схватил его за плечи.
— Подумать только! — воскликнул Джей. — Сорок лет. Половина жизни, отпущенной нам, — в мусоросборник! Но все-таки есть шанс немного поразвлечься, а? — Он подмигнул Томасу. — Если мы немедленно повернем назад! Скажи, ты мог бы повернуть корабль?
Стрейнжбери освободился из объятий Дженерети. Он был смущен и рассержен. Больше года он не слышал подобных разговоров. Тогда отец Стрейнжбери положил конец всем недовольствам. Капитан корабля сумел убедить малодушных, что второй полет к Альфе Центавра — дело стоящее. Разговоры прекратились.
— Что ты несешь? — строго спросил Стрейнжбери.
Казалось, Дженерети и сам осознал свою глупость.
Он отступил на шаг, смущенно улыбнулся: